заключения отпала. Заметив мой пристальный взгляд, он подмигнул за спиной прокурора, включив меня в заговор. Вся жизнь Остина строилась на недомолвках и тайнах, которые впоследствии оказывались блефом. Или нет. Он был сложным человеком. Мне не понравилось, каким простаком его изобразили в некрологе.
За моей спиной открылась дверь. Я не сомневался, кого сейчас увижу.
— Привет, Элиот, — кинул я через плечо.
— Если бы я знал, что ты телепат, — сказал он, — я бы не крался на цыпочках.
Я указал на окно.
— Я видел твое отражение.
Он усмехнулся, как будто соглашаясь, что тупеет с годами. Он выглядел неважно.
Лоб и щека были обклеены пластырем, другие порезы затянулись.
— Я пришел, чтобы пожелать тебе удачи.
— Спасибо.
Элиот наверняка видел первые результаты и понял, что они означали, поэтому я оценил его появление. Он не собирался уходить. Помолчав, я добавил:
— Я наблюдал за ним, Элиот. Он не терял присутствия духа. Он знал, на что идет. Он был уверен, что его встретят снайперы. Он намеренно поднял пистолет.
Элиот молчал какое-то время, как будто все еще прикрывал Остина. Затем он сказал:
— Я знаю, что у него не было никаких планов относительно мальчика. Он просто заманил тебя туда. И он знал, что ты придешь не один.
— Ты хочешь сказать…
— Да, так он избежал тюрьмы. Он не мог позволить, чтобы это случилось.
Мне показалось, что в нашу компанию затесался Остин Пейли, который хитро улыбался, пока мы разбирали его намерения.
— Но ведь он имел хорошие шансы на условный срок, — выдавил из себя я.
— С оглашением обвинительного акта для него все было решено, — ответил Элиот. — Весь город стал свидетелем его жизненного краха. Былого не вернуть. Он не мог этого перенести.
— Как и его друг Крис Девис, — сказал я.
Губы Элиота сжались в тонкую полоску, он все еще пытался хранить секрет.
— Крис сам вызвался помочь? — спросил я и долго ждал, когда Элиот ответит.
— Да. Потому что он любил Остина. Да и какое значение имеет, где ты проведешь свои последние дни. — Элиот взглянул на меня.
— Ты понял, Крис умирал?
— Я догадывался. Он таял на глазах.
Элиот добавил.
— Он не вынес процесса. И не знаю, смог бы Остин подвергнуть его этому. Он любил Криса, знаешь. Он любил…
Элиот запнулся. Ему было больно еще поминать Остина.
— Марк. — В дверях возник Джесс, один из помощников, молодой республиканец. — Не мог бы ты на минутку выйти к нам?
Я последовал за ним в ярко освещенный зал. Тим Шойлесс призывно махал мне рукой, стоя рядом с тремя телевизорами.
— Быстрей, быстрей, — торопил он меня. — По пятому каналу уже прошло. Сейчас по четвертому повторят.
Я понял, что он имеет в виду. Раскладка голосов.
Неужели мой рейтинг упал ниже пятидесяти процентов? Должно быть, Лео Мендоза прикинул, что перепрыгивает меня, раз начал с более низких показателей.
— А на выборах окружного прокурора округа Бексер, — отбарабанил диктор и, дождавшись появления на экране цифр, добавил, — согласно последним сведениям, ведет Марк Блэквелл с пятьюдесятью пятью процентами.
— Пятьдесят пять? — переспросил я.
— Именно, — заверил меня Тим. — То же самое только что объявили по другому каналу.
Мои показатели росли, а не падали.
— Ковбойское правосудие! — пробормотал я.
Все в комнате аплодировали.
Я взглянул на Элиота, он стоял в дверях и слабо улыбался. Интересно, о чем он думал? В таком омерзительном деле, где жертва — ребенок, общественность жаждет крови. Я действовал без основательной поддержки, влиятельные люди оказывали на меня давление. Я не просто провел обвинение против монстра, я убил его. Избирателям пришлась по душе такая работа.
Весь вечер мой рейтинг шел вверх. С новой системой электронного подсчета голосов не приходится ждать весь вечер, чтобы узнать, кто победил. В половине десятого я имел в кармане пятьдесят семь процентов. Поползли слухи, что Лео Мендозе уже не подняться. Стало ясно, что я выиграл, когда в отель потянулись общественные деятели и зал внизу стал потихоньку заполняться. Тим радостно сообщил мне, что на стоянке машин яблоку негде упасть. Завтра все будут моими искренними сторонниками. Я радовался вместе с ним. Пусть все залезают на борт.
Меня проводили в заднюю комнату, чтобы я привел себя в порядок и приготовился сказать несколько фраз, чего я совсем не ожидал. Джесс попытался вывести из комнаты человека, который уютно устроился в кресле и блаженствовал в одиночестве.
— Пожалуйста, сэр, окружному прокурору нужно побыть одному.
— Не надо, Джесс, — сказал я.
Он вопросительно посмотрел на меня, так и не узнав моего непрошеного гостя, но тут же покинул нас.
Я был рад обществу Элиота. Несмотря ни на что, он оставался одним из тех, кому я все еще доверял.
Он подошел ко мне и похлопал по руке, как отец, поздравляющий сына.
— Я сейчас уйду, наслаждайся успехом, — сказал он. — Я только хотел поделиться с тобой одним жизненным наблюдением. Ты победитель, каждый рвется в твою команду. Но помни о тех, кто был с тобой, когда тебе нужна была помощь.
Я в замешательстве молчал.
— Знаю, Элиот. Я…
— С тобой рядом не было никого, — твердо ответил Элиот. — Никто и пальцем не пошевелил, чтобы помочь тебе. Все были против тебя. Наступит критический момент, и все в точности повторится. Тому, кто подойдет и пожмет тебе руку, можно доверять меньше всего. Пока… — Он смерил меня взглядом. — Что ты намерен делать с тем, что рассказал тебе Остин? Насчет пожара в общественном центре и трупа в подвале?
— Заведу дело, — ответил я. — Найду могилу, начну расследование. Ухвачусь за ниточку и вытяну клубок. Посмотрим, что у меня получится. Виновные должны понести наказание.
Я говорил то, что думал. Но по выражению лица Элиота трудно было определить, этого ли ответа он от меня ждал.
— Остин мертв, — напомнил он мне о том, чего я не забывал. — Теперь ты хранишь секрет. Это надежнее, чем деньги в банке.
Я не ожидал услышать это от Элиота. Я решил, что он меня прощупывает. Я промолчал. Элиот с грустью посмотрел на меня.
— Мне нечего тебе сказать, — ответил он. — И главное — нечего посоветовать, но в твоей ситуации тебе не поможет никто. Я не знаю, что это за люди. Но они существуют. Они ненавидят таких, как ты: одиночка, которого поддерживает народ. Оглядывайся, чтобы не получить удар ножом в спину.
Он не хотел испортить моего праздника и ушел. Я с минуту поразмышлял над его словами, пока не ворвалась толпа и не увлекла меня вниз, к моим новоявленным друзьям. Я радушно улыбался, отвечал на