минут…

— Не делайте этого! — попросил Берчард. — Не прерывайте того, что вы назвали ленчем. Можете говорить со мной, сколько захотите, я вас прекрасно слышу. Еда открывает мои уши, и мозги работают хорошо. При этом я могу больше понять, приятель. Поэтому говорите, что вам нужно, но не прерывайте мою еду!

Дэвон спросил:

— Кленси Уилльямс работает на вас?

— Временами да, временами нет, — ответил толстяк, продолжая атаку на булочки и оленину. — Какую работу вы имеете в виду?

— Он для вас покупал у меня ранчо? Мое имя — Дэвон.

— О, так вы Дэвон! Сын старого Джека Дэвона, верно? Ну не странная ли это вещь? Я что-то заметил в вас, когда вы вошли. Даже сказал себе, что. видел вас раньше. И вроде бы встретил старого Джека Дэвона, которого уже нет с нами столько лет. Эй! Как бежит время! Да, Уилльямс просил вас уступить мне эту землю. Здесь, в Уэст-Лондоне, у меня много собственности. Но едва ли найдется место для жирного человека, чтобы расставить локти, так быстро строится этот город. Я тоскую по той земле за холмами. Мы со стариком Джеком Дэвоном любили там жарить форель на костре, так что я все знаю о вашем участке, сынок!

Дэвон кивнул:

— Дело в том, что я знаю, как сильно вы желаете заполучить эту землю, и как только вышла небольшая задержка с бумагами, вы тут же решили убрать меня с дороги.

— Убить, хотите сказать? Ликвидировать? — уточнил толстяк, не прерывая еды.

— Да, именно так.

Берчард, выражая неодобрение, прокудахтал:

— Откуда вы это взяли?

— Так мне объяснили с помощью большого кольта, — пояснил Дэвон. — А к таким вещам большинство людей относится серьезно.

— Да нет же! — бесстрастным тоном отмахнулся Берчард. — Как-то в баре я видел шестнадцать человек с поднятыми над головой руками. И каждый из этих шестнадцати потом клялся, что человек с кольтом целился прямо в него. — Он тихо рассмеялся.

— Итак, что, если мы вернемся к моему маленькому делу? — произнес Дэвон более твердым голосом.

— Да-да, вернемся. Так почему это я должен хотеть убить вас из-за вашей земли, сынок? Я не занимаюсь убийствами. Мне это просто не надо. Если дело дойдет до перестрелки, то меня очень много — я представляю собой удобную мишень.

— Ладно, покончим с этим, — предложил Дэвон. — Я не хотел давать делу ход, но, с другой стороны, не хотелось бы иметь о вас неправильное представление.

— Вот это верно! — согласился толстяк. — Я всегда предпочитал лошадь, которая брыкается по утрам, зато весь день ведет себя спокойно. Вот теперь вы пришли, поговорили со мной, представились, прямо как бы от вашего отца… Знаете, что я вам скажу? Любой человек рассмеялся бы, если бы услышал, что о Лэсе Берчарде говорят такие вещи. Вы хотя бы можете мне сказать, кто заронил в вашу голову подобную мысль?

— Этого я не могу сказать.

— А почему?

— Потому что если он врет, а я надеюсь, что это так и есть, то через самое короткое время я узнаю об этом. А если не врет, его убьют за то, что он сказал мне.

— Ну-ну! — промямлил толстяк. — Это верно, верно! Но теперь надо все логично обдумать. Ты, может быть, хочешь заняться законом? — И он посмотрел на юношу с нескрываемым восхищением.

Дэвон встал и покачал головой:

— Я занимался медициной.

— Хорошая профессия, очень хорошая профессия! — похвалил его Берчард. — Я тоже один раз был у доктора, когда заболел живот. И что, ты думаешь, он мне сказал? Ничего не есть пять дней! Я послушался его, и это помогло. Больше того, я с тех пор не раз постился ради того, чтобы как следует поесть в первый раз после этого. Тебе надо идти, сынок? И даже не выпьешь чашечку кофе?

— Мне пора, — сказал Дэвон. — Мне кажется, мы стали друзьями, Берчард.

— Ну да, и твой отец был моим другом еще до тебя.

Рука игрока потонула в мягком, влажном рукопожатии Берчарда, и все-таки под этим мясом чувствовалась сила.

— До свидания, Берчард!

— Пока, доктор!

— Я оказался на распутье и занялся картами…

Берчард рассмеялся так, что затряслись его жирные бока:

— Ну, тогда успеха тебе в картах, но только не в моем игорном доме.

— Благодарю. Но прежде, чем я уйду, скажу вам, что хочу кое в чем разобраться. Если найду что-нибудь против вас, приду сюда и скажу вам это прямо в лицо. Идет?

— Конечно идет. Если хочешь поставить на мне клеймо, то делай это при дневном свете. — Берчард махнул своей розовой ладонью.

Дэвон вышел из комнаты. В холле он обнаружил двух хмурых мексиканцев. У одного из них был шрам на лице. Они сидели в горестном молчании порознь друг от друга и поодаль от всего мира. По какой-то непонятной причине Дэвон понял, что они здесь по распоряжению Берчарда.

Это как бы подвело итог его разговору с толстяком. Уолтер вышел на слепящий солнечный свет более задумчивым, чем был раньше.

Он пошел в платную конюшню и взял напрокат на остаток дня сильного гнедого мерина. Сейчас Дэвон был совершенно уверен, что Грирсон наврал ему, и все-таки ему было трудно окончательно выбросить эту мысль. Если Грирсон лгал, то сделал это под влиянием каких-то особенно важных обстоятельств, потому что направленный на тебя револьвер почти всегда заставляет говорить правду.

Дэвон выехал из города и свернул в первую долину, которая спускалась крутыми поворотами на дно узкого ущелья, пылающего жаром, потому что солнце теперь стояло прямо над горой Тимбэл. Его лучи отражались от гладких, словно отполированных скал. Около «Паласа» склоны ущелья были покрыты лесом, но здесь, внизу, уже ничто не могло защитить от палящих лучей, жара была удушающей.

В разреженном горном воздухе слышались крики, звуки ударов молотков. Все это было похоже на сон и удивляло Дэвона. Посмотрев вниз, он увидел, как меняется цвет реки. В верхней части ущелья она была кристально чистой и почти голубой, а по мере того как приближалась к его дну, становилась все грязнее и темнее. Дэвон спустился ниже, в самое сердце ущелья. Шум голосов людей и звуки их работы здесь слышались все громче. Над ними гигантской громадой возвышалась гора. Он поднялся на следующий откос, позволив мерину сделать по нему несколько зигзагов. И вскоре шум голосов утих, стал не громче жужжания пчел.

На следующем гребне Дэвон снова оглянулся назад на кишащее людьми ущелье и на город Уэст- Лондон. И вдруг ему показалось, что он снова стал мальчиком, который еще никогда не покидал этих гор, а то, что только что увидел, — всего лишь призрак цивилизации.

Потом он начал спускаться по противоположному склону, который вел прямо к холмам его ранчо. Дэвон ехал по узкому проходу в высоких горах, когда-то промытому потоком. Сейчас здесь было сухо. Только когда таял снег, в лощинах, поросших темными ивами, стояла вода.

Эти вешние воды, да еще случайные летние ливни снабжали людей водой в жаркое время года. С этой целью лощины были очищены от травы, разделены на части, и вода собиралась в резервуары, где и стояла в неподвижности месяц за месяцем.

Дэвон посмотрел на них с легким чувством отвращения, потому что увидел на их краях зелень засохшего ила. Вот из-за этих резервуаров он и ушел отсюда еще совсем юным. Горы были хороши, с одиночеством тоже можно было справиться, но ужас от этой вонючей, застоявшейся воды проник в его сердце и погнал