окружении почитателей; он вытирал вспотевший лоб, его костюм был явно слишком теплым для такого зноя. Он дошел до деревянной балюстрады и остановился; почитатели образовали плотное кольцо. Криминале благородно выпрямился и, казалось, устремил свой взор прямо на солнце. Что происходило? Как я тут же понял, ничего особенного. Все участники были при камерах, и Криминале просто им позировал. Я соскользнул по лестнице и вышел, чтобы совершить спокойную, как я надеялся, бодрящую прогулку среди романтической природы и подобрать вопросы к интервью, которое я собирался взять перед обедом у румынского участника. Регулярный парк сменился вскоре толстыми деревьями и дикой порослью, отлогая неровная тропинка вела вниз к реке.

За поворотом на грубовато сделанной скамье сидела пара. Тоже знакомая романтичная картина: он и рядом с ним она. Он — Криминале в том же, несколько уже обвисшем голубом костюме, — тепло беседовал с одной из самых привлекательных участниц семинара, русской, то и дело нежно сжимая ее руку. Она вся трепетала перед ним, он к ней склонялся и кивал. В его манерах вновь сквозила сексуальная бравада. Вспомнив о стратегии Илдико, я изменил было маршрут, пошел между деревьями, чтоб обойти их стороной. Русская увидела меня сквозь ветви. «Глядите, журналист», — промолвила она. «Прошу прощения, — сказал я, — вышел прогуляться». «Идите сюда, — пригласила она. — Мы здесь просто сравнивали наши микрокомпьютеры». «В самом деле?» — произнес я. «У этой дамы немецкий, а у меня американский», — бросил Криминале, измеряя меня взглядом. «Что ж, желаю всяческого удовольствия». И я пошел извилистой тропинкой вниз. «Погодите-ка», — окликнул Криминале. Я обернулся: он поднялся и пристально смотрел на меня. «Извините, но мне показалось, — произнес он, — что мы с вами встречались где-то...» «Вероятно», — согласился я. «Да, да, — сказал он. — В Бароло, потом в Лозанне». «Я действительно там был». «Вы были влюблены в Илдико Хази, — произнес он торжествующе. — Ну что ж, вполне естественно. Такое пылкое создание». «Я и не знал, что вы заметили», — сказал я осторожно. «Теперь я точно знаю, кто вы, — заявил он. — Знаю от Валерии Маньо. Вы — тот молодой британец, который хочет сделать из моей жизни историю?» «Хотел, — ответил я. — Потом пришлось эту идею бросить». «Вы так легко бросаетесь моей жизнью? — сказал он, глядя на меня. — Однако! Надеюсь, что не Отто Кодичил тому причиной?» «Нет, не Кодичил, — ответил я. — В конечном счете деньги». «И только? — удивился он. — Конечно, это важно, но это не все. Надеюсь, я важнее денег». Знали б вы, подумал я, ловя его пронизывающий взгляд. «И вот теперь вы здесь», — сказал он. «Чистая случайность», — ответил я. «Вы считаете, случайность в самом деле так чиста?» — проговорил он. «Я имел в виду, что мы здесь оказались вместе волею судеб. Я здесь, чтоб написать статью для одного журнала про По-Мо». «А что это — По-Мо?» — спросил он. «Постмодернизм», — ответил я. «А-а, это то, что после Мо, — кивнул Криминале. — И зачем это им всем? Что, нету женщин? Не хватает выпивки?» «Здесь у них имеется и то, и это», — ответил я. «А мы, значит, снова встретились случайно». «Абсолютно», — подтвердил я. Он подчеркнуто любезно повернулся к русской, терпеливо ждавшей. «Милая Евгения, может быть, продолжим как-нибудь в другой раз? — предложил он. — Мне нравится вести серьезные беседы с этим молодым человеком. Встретимся в холле через полчаса и сделаем, о чем договорились». «Конечно, Басло», — согласилась русская, вставая. «Нет- нет, я собирался идти брать интервью», — поспешно сказал я. «Успеете, — ответил Криминале, и его тяжелая рука легла мне на плечи. — Погуляем вокруг озера».

Большое, сумрачное, в окружении лесов, оно было творением не одной природы. На островах и мысах высились руины, в большинстве своем специально созданные. Вода была зеленая, стоячая. Среди водорослей плавали лениво гуси-лебеди; когда мы подходили, из подроста слышалось жужжание сердитых мух. «Пожалуй, замысел вашей передачи был действительно не так уж и хорош, — промолвил Криминале. — Человек неинтересен, интересны только его мысли... Но ведь невозможно, нереально показать такие вещи с помощью сменяющих друг друга маленьких картинок!» «Вы правы», — отозвался я. «К тому же, — продолжал он, — никому не хочется, чтобы его изучали без его ведома. Хоть там, откуда я родом, я к этому привык, мне удивительно. Ведь существуют принятые нормы поведения». «Мы прощупывали почву: хватит ли материала, чтобы сделать передачу, — ответил я. — Хотели углубиться внутрь истории, чтобы понять — а есть ли там история на самом деле». «Ну и как? — спросил он. — Вижу, нет?» «Не такая, как хотелось бы».

«Да? — сказал он. — Может быть, присядем? Интервью уже не состоится, значит, у вас есть немножко времени?» Он указал на каменную обомшелую скамью, тонувшую в траве у самой кромки озера. Мы сели. Криминале снял пиджак и снова вытер лоб. Он вел себя со мной очень дружелюбно, более, чем я заслуживал, настойчиво изображая в то же время дело так, как будто я был виноват. Конечно, я был виноват; на самом-то деле я никогда не одобрял лавиниевских косвенных методов расследования, но я был молод и изголодался по работе, хоть всегда со страхом думал, что наступит миг, когда придется признаться Криминале, что мы делаем о нем передачу. Но мне теперь казалось, что это Криминале не имеет тех моральных основ, какие он присваивал себе. «В Бароло, если б вы попросили, я, может, и помог бы, — говорил он. — А теперь вот — нет. Если ваша передача не удастся, то разочарован я не буду. Моя жизнь не настолько интересна, чтобы я заслуживал такую честь, — в основном это цепь мелких неурядиц». «Не согласен, — возразил я. — Я считаю ее очень интересной».

Криминале взял из дорогого портсигара сигару, предложил и мне. «Ну и жарища, — бросил он. — Так вы считаете, что это интересная история? И что же вы узнали?» «Много всего», — сказал я, беря сигару. «Да? — промолвил Криминале, аккуратно поднося мне зажигалку. — А с кем вы говорили? С людьми, нарисовавшими не слишком привлекательный портрет?» «В общем, да, — ответил я. — Например, с Гертлой». «Она женщина завистливая и упрямая. Меня к таким влечет, — заметил он. — Строго между нами говоря, у меня всегда были проблемы с женщинами». «Мне порядочно известно и об этом». «Вы много сделали, — сказал он. — Вы умно поступили, познакомившись с Илдико Хази. И, может быть, теперь вам ясно, почему я не рассчитываю сохранить надолго свою репутацию», — проговорил он как-то очень бодро. «В общем, да», — сказал я. «И что же вы выяснили в результате ваших журналистских разысканий?»

 «Ну, что партия, КГБ, номенклатура пользовались вашими счетами для всяческих афер на Западе», — сказал я. «А-а, недостающие миллионы, — отозвался он. — Меня это не слишком волновало. Деньги для меня не так уж много значат. А они, эти партийцы, любили капиталистические игры, почему же было не позволить им, быть может, именно таким путем они чему-то научились». «Вы работали на партию и доносили на людей, что были за границей, через Гертлу». «Она так сказала? — отозвался Криминале. — Это не совсем так. Я играл роль двустороннего канала. Я передавал что нужно в обе стороны. Об этом прекрасно знали в целом ряде мест. Я всегда мог принять и передать послание. Такие личности были необходимы. Вы не представляете, какими сложными бывали эти игры». «Значит, вы на самом деле никого не предали?» — спросил я. «Совесть у меня чиста, — ответил Криминале. — Я мог бы вовсе потерять ее, но этого со мною не произошло». «А как насчет Ирини?»

Тяжело дышавший со мной рядом на скамейке Криминале снова вытер лоб. «Да, я был лишен возможности с ней быть, — сказал он. — История вмешалась в нашу жизнь и отняла ее у меня». «История? Не понимаю, как такое удается абстрактным существительным». «Тем не менее это так, — ответил Криминале. — Безличные силы могущественней воплощенных в том или ином лице». «Вы, безусловно, могли что-то предпринять, — сказал я. — Вы были влиятельны, у вас везде были друзья». «Когда повсюду хаос, то никто не в силах ни на что влиять, — ответил Криминале. — Надь обладал влиянием — его взяли и застрелили. Вы думаете, вы смогли бы сделать больше?» «Я не знаю и не представляю». «Зачем вы приехали? — спросил он. — Это журналистский заговор? Вы хотите меня в чем-то обвинить?» «Нет, — ответил я. — Я правда здесь совсем случайно». «Совершенно невзначай, — сказал он. — Стало быть, вы собираетесь рассказывать эту историю».

«Да нет, — ответил я. — Не собираюсь». Он взглянул на меня озадаченно. «Тогда чего вы от меня хотите?» «Абсолютно ничего, — ответил я. — Разве что цитату о По-Мо». Он замолчал, как будто этот вариант встревожил его больше противоположного. «Простите, если я веду себя неблагодарно, — наконец заговорил он, — но я знаю журналистов, сам принадлежу к ним. Они, как тайная полиция, записывают все, потом в один прекрасный день... Журналист, чтоб преуспеть, должен быть чуть-чуть нечестным». «А философ?» Криминале поглядел на озеро, потом ответил: «Интересный вы поставили вопрос. Я думаю, что да. Помните, философ — это просто клоун мысли. Он обязан представляться мудрым, ему назначена такая роль. Каждая эпоха, каждая идея требуют, чтобы он дал доступный пониманию портрет реальности. Он пробует, обдумывает, подбирает инструменты мышления. Но он не отличается от остальных. Замаранный историей, в конечном счете он такой же человек, как все. Возможно, мысль предает помимо его воли».

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату