подождать? Большую часть этих людей отправят по домам. Они думают, что их билеты годятся, но это не так.

До вечера Петворт сидит в маленьком тесном баре с видом на взлетное поле и пьет ротьвутту.

– Тех, кто часто летает «Комфлугом», всегда можно отличить, – говорит Марыся. – Они берут с собой бинокли, чтобы смотреть на брюхо самолета при посадке. Если оно выглядит плохо, они меняют билеты. Только сегодня это им не пригодится.

Аэропорт и впрямь такой же, как по всему миру: Хитроу на прошлой неделе, Ногод на этой. На поле ждут несколько неразогретых самолетов, кого-то пропускают на посадку, один или два рейса все-таки взлетают. Темнеет, на взлетной полосе загораются огни, потом в небе вспыхивает луч прожектора.

– Теперь мы идем на посадку, – говорит Марыся Любиёву. – Вам придется нести все свои вещи, мы их не сдаем. Может быть, мне лучше объяснить. Мы летим этим рейсом не потому, что вы – важный гость. Я знаю одну стюардессу, учу ее английскому. Она спит с командиром экипажа, так что нас посадят. Здесь всегда полезно кого-нибудь знать. Правда я хороший гид?

Вместе с толпой пассажиров они идут к самолету; у трапа длинноногая зеленая стюардесса в каске обнимает Марысю Любиёву.

– Вот мой друг, – говорит Любиёва.

– Да, вот твой друг, – отвечает стюардесса. – Пожалуйста, идите по трапу, а там поверните направо, а не налево.

Поднявшись по трапу, пассажиры сворачивают налево, где стюардессы рассаживают их ровными рядами, словно упаковывают людей в коробку. Справа зеленая занавеска: длинноногая стюардесса приподнимает ее и говорит: «Сюда, пожалуйста». Петворт проходит и оказывается в удивительном мире. Хвостовой салон до краев наполнен зелеными стюардессами, развалившимися на сиденьях. Есть все мыслимые разновидности: молодые и не очень, блондинки и восточные красавицы, худощекие с горящими глазами и скуластые с плоскими чертами лица. Они явно отдыхают – каски заброшены на багажную полку, туфли валяются на полу. Горят надписи «ЛУПІ ЛУПІ» и «НОКУ РОКУ», но никто не пристегнут, и над головами плывет дым ароматических сигарет.

Петворт садится рядом с двумя зелеными стюардессами, Марыся отыскивает свободное место через проход. Соседка что-то говорит Петворту на языке, который тот так и не смог освоить.

– Простите, не понимаю, – говорит он.

– Инглиш? – спрашивает девушка.

– Инглиш? Он инглиш? – повторяют три девушки в ряду за ними, привставая, чтобы взглянуть на Петворта.

– Хотите советскую сигарету? – спрашивает соседка. – Хотите выпить водки?

– Да, спасибо, – отвечает Петворт.

– Я учу инглиш, – говорит она. – Хочу летать на Запад.

– Я тоже учу, – говорит девушка сзади.

Снаружи начинают рычать моторы; из динамика слышится голос.

– Нравится сигарета? Нравится водка? – спрашивает соседка. – Мы покупаем их в Союзе.

Самолет катит по взлетной полосе; за иллюминатором исчезают огни Ногода.

– Вы оттуда летите? – спрашивает Петворт.

– Из Ташкента, мы все отдыхали в Ташкенте, – отвечает девушка. – Там хорошо осенью. Вы туда ехать, вы езжали?

Самолет набирает скорость; Петворт попыхивает сигаретой.

– Мы говорим: ездили, – поправляет Петворт, который и здесь остается педагогом. – Нет, не ездил.

– Надо, чтобы вы ездили, когда будет случай, – говорит девушка. – Вам понравится.

– Вулу суфту ун бурду пумфлутту, – звучит женский голос из динамика. – Пляшку отвату уммержьнусуна проддо флугсу фролуку.

Одна из девушек, держа бумажный стаканчик с водкой, встает и исполняет маленький пародийный танец, указывая на выход; другие хлопают и салютуют стаканчиками.

– Желаем приятного полета, – говорит Петворту соседка. – Еще водки хотите?

– Да, спасибо, – отвечает Петворт.

– Какой славный, – говорит стюардесса.

– Какой славный, – подхватывает девушка справа.

– Да, очень славный, мне нравится, – говорит длинноногая стюардесса, останавливаясь в проходе. – Твой кадр?

– О нет, – отвечает Марыся Любиёва, – я его переводчица, только и всего. Он в поездке.

– Ну да, конечно, просто переводчица. Слушай, я хочу его спросить, ты переведешь?

– Ой, Петвурт, послушайте, как мило, вас приглашают, – говорит Марыся через минуту. – Моя подруга говорит, что командир экипажа – ее любовник, а сегодня его день рождения, и онахочет быть с ним. Они устроили празднике кабине, и она хочет пригласить вас, потому что вы здесь гость и такой славный человек.

– В кабину? – переспрашивает Петворт.

– Да, у них там праздник, – говорит Марыся.

– Но ведь самолет – советский, а я – с Запада. Уверен, это запрещено.

– Зато праздник, – говорит длинноногая стюардесса. – Все любят праздники.

– Стоит ли? – мнется Петворт.

– Ну, он не может выйти из кабины, вам бы это не понравилось, – говорит Марыся. – Думаю, что нам надо к нему пойти.

– Вы говорили, нельзя даже фотографировать паровозы, – бормочет Петворт, но соседки уже выпихивают его в проход, а Марыся Любиёва приоткрыла зеленую занавеску.

В сопровождении двух стюардесс Марыся и Петворт идут через весь самолет. Пассажиры, мужчины в шляпах, женщины в платках, сидят плотными рядами, в точности как Петворт, когда летел из Лондона, – теперь кажется, что это было давным-давно. Они с умеренным любопытством поднимают головы и смотрят, как три человека проходят в кабину.

Кабина маленькая и битком набита техникой; впереди, за стеклом, огромная черная тьма. Однако внутри очень уютно и весело. Первый пилот сидит в своем кресле, второй – рядом, оба держат по пластиковому стаканчику с персиковым коньяком. Бортинженер для экономии места сажает вторую стюардессу себе на колени. Тесно, но первый пилот вежливо поднимается, чтобы пожать Петворту руку; потом тот обменивается рукопожатиями со вторым пилотом и бортинженером.

– Говорит, это новый самолет из Союза, – переводит Любиёва. – Говорит, что хочет показать вам, как им управляют.

Впереди, в лунном свете, встает громада гор; пилот дергает разные рычаги и поворачивает ручки, демонстрируя Петворту их работу. Тот вежливо кивает.

– Спрашивает, хотите ли вы сесть на его место и повести