А потом? Что было потом? Я стою в центре холодного и старинного Стокгольма и изо всех сил пытаюсь вспомнить, что же было потом. Королева, если не ошибаюсь, глубоко раскаивалась и требовала посмертно признать своего философа величайшим в истории мыслителем и первооткрывателем страстей души. Он был похоронен с государственными почестями и панегириками где-то здесь, надо полагать, в Сторчюрке, главном городском соборе. С этой историей был связан еще ряд событий. Кристина к тому времени задумала втайне перейти в католичество, и кое-кто приписывал ее решение влиянию Декарта. Вскоре она отреклась от престола и в своем невозможном костюме амазонки отбыла в Рим и обосновалась в Ватикане. Однако с монаршими амбициями отнюдь не покончила и рассылала по всем европейским государствам грамоты, в которых недвусмысленно выражала намерения когда-нибудь в дальнейшем править ими, и править деспотически. Пока же она кружила вокруг Ватикана, причем ухитрилась поссориться с самим Папой, пытавшимся выдворить ее из города. В конце концов Снежная Королева зачахла под солнцем юга, как некогда теплолюбивый Рене, не вынесший вечного холода Медвежьей страны. Но до последнего вздоха Кристина продолжала дискутировать с его святейшеством по поводу все тех же страстей души.

Вот, кажется, и все, что мне удалось припомнить. Но великий мыслитель, замерзший во имя интересов мировой философии, всегда волновал мое воображение. И теперь, раз я оказался здесь, в Старом городе, и в моем распоряжении целый стокгольмский день, пустой и мрачный, надо найти могилу Декарта. Именно этому я посвятил следующие несколько часов, начав поиски со Сторчюрка: ведь, рассуждая логически, где же еще могли похоронить столь заметную в государстве персону? Внушительных размеров собор находится в самом сердце Старого города, его шпили видны издалека. Внутри я обнаружил могилы королей, прекрасные люстры и недурственное изображение святого Георгия, убивающего Змея. Но сколько я ни присматривался, ни малейшего намека на Рене Декарта там не было. Тогда я двинулся дальше, обошел все церкви Старого города, а затем и всего Стокгольма. Я бродил по улицам, перебирался с острова на остров, от одной высокой лютеранской стены к другой, обошел храмы и часовни. Бесконечная череда застывших в ледяном молчании памятников, эпитафий, сосновых церковных скамей с вырезанными на спинках надписями, каменных статуй, надгробных плит. Между просторными шведскими могилами я останавливал пасторов в черных одеждах, бритых церковных служителей, вдов, точно вышедших из фильмов Бергмана. Все просто жаждали показать мне место великой Шведской бойни, но никто не знал, где находится последнее земное пристанище бедняги Декарта.

Загадка захватила меня, разбудила дремлющие исследовательские инстинкты, заставила кровь быстрее бежать по жилам. Под проливным дождем стокгольмского дня я все шире раскидывал поисковую паутину. Я изучал карты, цеплялся за каждый намек, не упускал ни единой возможности. Я останавливал иностранцев, гидов, американских туристов. Я должен был выяснить, в чем тут дело. Меня посылали в финскую, в немецкую, в русскую церкви. Некоторые варианты казались многообещающими, вполне вероятными, но все оказывались ложными. Я добрался до церкви на острове, куда можно было попасть лишь на пыхтящем пароходике, и, несмотря на удаленность этого места от центра, обнаружил там еще несколько королевских усыпальниц. Вспомнив о Франции и католицизме, я отправился в церковь Марии Магдалины. Никакого результата. При всем своем либерализме и сублимированной похотливости Швеция — религиозная страна. Я нашел поистине бесконечное количество церквей, кладбищ, гробниц, эпитафий, доброжелательных, но бесполезных для меня пасторов, усталых вдов в трауре.

Ветер пронизывает до костей, холодает. Я осмотрел практически весь Стокгольм: не только Гамла Стан, но и новостройки, загородные торговые центры, незастроенные пешеходные зоны, зеленым кольцом окружающие город. Не нашел я лишь следов Декарта. Создатель современной метафизики, автор великого «Мыслю, следовательно, существую», пророк современной души, мыслитель из мыслителей, даровавший нам сомнение, открывший превосходство разума над материей, научивший нас спрашивать, исследовать, наблюдать, присутствовал здесь лишь невидимо. Ни могилы, ни надгробного памятника, ни эпитафии, ни знака, ни признака. Я смущен, озадачен, потрясен. Что же случилось с беднягой Рене Декартом, неужели тут не обошлось без сверхъестественных сил?

Началась эта история десять лет назад, в годы расцвета великой Книги книг. По определению нашего героя, «ЭНЦИКЛОПЕДИЯ, существительное, женского рода, этим словом называется собрание сведений из различных областей знания. Ее цель — собрать все знания, в беспорядке разбросанные по миру, в единое целое, сделать их доступными и понятными для современников и передать тем, кто придет после нас, — Потомству». Величайший замысел, Книга века, вместившая в себя все, что когда-либо было исследовано или продумано. Не бывало еще проектов более грандиозных. Но писать эту книгу — грязная, неблагодарная и опасная работа, сулящая болезни и горести. Осуществлявшие ее подвергаются гонениям со стороны церкви и двора. Цензура в каждом утверждении, в каждом слове справедливо подозревает скрытый намек. А тут еще острая на язык супруга с беспрерывными жалобами на бедность, на скудость литературных заработков. И дочка-плясунья, такая очаровательная и хорошо воспитанная, которая вот-вот достигнет брачного возраста и которой необходимо приличное приданое. Так что над нашим Дени Грезящим Наяву нависла необходимость решиться на некий вполне реальный и серьезный шаг…

Но почему бы, в конце концов, заботливому мужу и нежному отцу не ограбить философа и буквоеда? Ведь оно, самое ценное его достояние, совсем рядом. Оно тут, под рукой, свалено пачками на столе, расставлено на полках. Библиотека Дидро, две тысячи девятьсот четыре переплетенных в кожу тома, — одно из богатейших книжных собраний века. Ведь это библиотека самой «Энциклопедии», а значит — библиотека Просвещения. Он покупает и прочитывает все, что издается, переводит со многих языков. Философия, классическая и современная, медицина, механика, он не пропускает ничего. Он стремится приобрести всю отпечатанную на бумаге мудрость человечества. Он переписывается со всеми выдающимися учеными. Все книги его библиотеки снабжены примечаниями, порой представляющими собой фактически самостоятельные произведения. Примечания накорябаны на полях и между строк небольшой изящной рукой Философа. Примечания — плод труда его не знающего устали ума. И все книги он пускает в дело, с их помощью он ваяет книгу книг, «Энциклопедию». За нее он сражается, страдает, чуть было не угодил в тюрьму. Но теперь, не пора ли теперь пустить библиотеку на продажу?

Сказано — сделано. Найти покупателя несложно. Достаточно лишь намекнуть старому и близкому другу, заправскому щеголю, дворцовому прихвостню Мельхиору Гримму — и готово. Гримм — толстый франт, путешественник, свой человек при всех европейских дворах, советник по культуре всех королей, консультант по брачным вопросам для всех аристократов, хранитель секретов, покровитель юного Моцарта, помощник и критик, поставщик новинок парижской мысли. Ему понадобилось лишь обронить словечко в одном из своих любезных, остроумных, чрезвычайно информативных посланий к петербургскому барону и генералу Ивану Ивановичу Бецкому, имеющему не менее широкие связи. Бецкой — камергер, придворный советник, мастер приобретать вещи и, если верить бесчисленным грязным слухам, любовник матери- царицы, ведет изощренную политическую игру и нуждается в остроумии и мудрости Мельхиора Гримма. Само собой, он согласился помочь. «Купите, — шепнул он на ухо императрице. — Купите — и приобретете славу покровительницы Просвещения. Ваш поступок вызовет всеобщее восхищение, особенно во Франции».

Но великая женщина, впрочем, как всегда, умна и оригинальна. Она не просто последовала совету Бецкого, она пошла куда дальше. Философ не смог бы даже вообразить такое, знаменитый мистификатор не выдумал бы ничего подобного. «Жестоко разлучать мудреца с книгами, столь необходимыми для его работы и украшающими его досуг», — заявила императрица. Она купила библиотеку и заплатила более чем щедро (пятнадцать тысяч ливров). Но от доставки книг в Петербург отказалась. Вместо этого Дидро предложено место библиотекаря в его собственной библиотеке с жалованьем тысяча ливров в год. Мало того, с согласия (пусть и неохотного) короля Людовика наш герой становится придворным библиотекарем Эрмитажа — и все это не покидая своего кабинета. Книгам, таким образом, предстоит остаться на месте под присмотром супруги Философа, служить источником его мудрости и скрашивать недолгие часы отдыха. И так вплоть до кончины нашего героя. Только тогда сделка вступит в силу, книги упакуют в ящики, погрузят на корабль и доставят в Малый Эрмитаж.