Долина, озеро и сам Баттермир были покрыты клочковатым одеялом перламутрового тумана. Он вступил в него точно в магические чертоги. Лошади замедлили шаг, осторожно ступая вниз по крутому склону. Мальчишка-мартышка выглядел важно и слегка испуганно, когда большая карета скользила сквозь матовую пелену тумана, словно торжественный кортеж сквозь сон. Хоуп, теперь снова ставший Джоном Августом, лелеял в душе надежды на дорогую его сердцу жизнь. От перевала Хауз-Пойнт смотреть дальше уже будет не на что. Он направится прямиком к гостинице.

Деревушка казалась ему бесплотной, призрачной, и топот несущихся вскачь лошадей и поскрипывание кареты, обычно такие звонкие и веселые, теперь, в этой покрытой саваном долине, навевали меланхолию. А Хоуп рисовал в своем воображении яркие солнечные лучи и радостные приветствия, счастливое возвращение блудного сына и Марию — Мэри — во всей ее славе.

Но Мэри в гостинице не оказалось. Она отправилась в Ламплу со своим отцом и должна была вернуться только во второй половине дня. В какой-то момент Хоуп даже подумал, а не развернуть ли ему коляску и не погнать ли обратно, вернувшись к таким ясным и вполне реальным планам, которые он строил в Кесвике. Он остудил свое нетерпение, и вскоре Мальчишка-мартышка с важным видом устраивал на отдых в конюшне четырех лошадей, в то время как их хозяин уселся за роскошную трапезу, устроенную миссис Робинсон. Энни со всем усердием прислуживала ему, и за всем этим наблюдала Дэмсон, внося собственный вклад в праздничный обед редкими «да», «нет», «хорошо» или «день».

Даже с головой окунувшись в эту спокойную и до легкости милую семейную жизнь, Хоуп так и не сумел стряхнуть с себя ощущение тревоги. Она поселилась внутри его, точно маленькая змея, отравляя сомнениями и впрыскивая все новые и новые порции ядовитого отчаяния ему в кровь. Страх завладел всем его существом и мыслями, отвлекая от внешнего мира, и Хоуп провел туманный день в полном упадке духа и сил. Короткая прогулка к берегу озера и та утомила его. Он выпил бренди с опием и без сновидений проспал в главной спальне вторую половину дня.

Хоуп проснулся лишь к вечеру, когда туман исчез, яркое небо синело над головой, листья деревьев влажно поблескивали после полуденного ливня, который нисколько не потревожил крепкий сон. Он услышал голос Мэри.

Его звук пронзил его сердце, и Хоуп понял, что это его единственный шанс. Возможно, его жертвенное стремление покинуть девушку и было продиктовано внутренним благородством, однако он переоценил свои возможности. Попытка взять на абордаж мисс д'Арси означала битву, которую тот, другой, прежний Хоуп желал бы поскорее выиграть. Но ему недоставало мужества завершить начатое. К тому же намерения полковника Мура могли иметь роковые последствия. Но дело заключалось не в этом! И конечно же не в Джоанне. Ему хотелось думать, что именно рассказ Николсона о святом Кентигерне поселил в его сердце смятение. Да, существовали люди, которые находили в жизни цели и придерживались их. Они слышали глас Господень так же ясно, как сейчас он слышал голос Мэри, который словно бы поглощал его отчаяние так же верно, как ясный день поглощает непроглядную ночь.

С некоторой долей жертвенного самоуничижения, присущего монахам-отшельникам, Хоуп принялся неторопливо готовиться к этой «случайной» встрече, с упоением предугадывая события. Он не спеша оделся, как подобает джентльмену, тщательно побрился, а затем медленно спустился на несколько лестничных пролетов в гостиную, где находилась Мэри. Она повернулась к нему поздороваться, и на лице ее он ясно увидел любовь.

Позже тем же вечером они наедине гуляли по берегу озера, напротив Бертнесского леса: она бы никогда не повела его по той самой тропинке, по которой ходила с Фентоном.

Мэри хранила молчание, которое окутывало ее точно тайный покровитель.

— Я бы никогда не смогла на это пойти, — наконец произнесла она. — Этого просто нереально.

Хоуп был внимателен. Не дав девушке опомниться, он атаковал ее внезапным предложением. Конечно же ей требовалось время.

— Вы хотите, чтобы это свершилось? — спросил он совершенно спокойно. Он до сих пор так ни разу и не упомянул о том молодом человеке, о котором рассказывал ему священник. Она тоже. И тогда он предположил, что это могло быть всего лишь досужими слухами. Они находились за озером на открытом участке всего в нескольких сотнях ярдов от деревни, и шли они, соблюдая безопасную дистанцию между собой, его спокойный вопрос еще больше увеличил ее.

— Почему вы спрашиваете меня об этом? — спросила она.

Сейчас, глядя на нее с близкого расстояния, он видел ее лицо, на которое падала тень, гладкие волосы поблескивали в серебристом свете луны, его напряжение, сдерживаемое лишь силой воли, походило на натянутую тетиву лука, готового отправить стрелу в смертельный полет.

— Я люблю вас, Мэри, — ответил он серьезно, и слова его звучали с подкупающей искренностью. — Я хочу, чтобы мы поженились. Я хочу провести с вами весь остаток своей жизни.

— Здесь?

— Если вы того желаете.

— А если я скажу, что желаю этого?

— Тогда здесь.

— И что же вы будете здесь делать? — К его удивлению, ее тон стал жестче. — Вам здесь нечем заняться. Днем рыбалка с моим отцом, утро вы будете проводить с преподобным Николсоном… но что еще вы можете найти для себя в этой долине, кроме полей и общества, которого вы так избегаете… того самого общества, которое станет смеяться, если вы женитесь на мне.

— И пусть себе смеются.

— Они станут смеяться надо мной.

— А ваши друзья, Том, Элис, ваши друзья…

— О… — А теперь вдруг легкое презрение? Он не мог быть в этом полностью уверен. — Они подумают, будто вы для меня — великолепная партия. Они до красноты отобьют себе ладоши, а потом станут удивляться, как и я сама, что же мы будем делать друг с другом после свадьбы.

— Мне нравится здесь, Мэри, и ради нас самих нам стоит жить именно здесь.

— Вам нравится проводить здесь всего день или два, любуясь красотами наших знаменитых озер, это для вас просто маленькое приключение. Но вы никогда не сможете привыкнуть к той скуке, которая здесь царит. Она едва не сводит меня с ума зимой, а ведь у меня гостиница и книги и я здесь родилась и воспитывалась. Вы захотите общаться со своими друзьями, а ваш парламент… как же все это? Вы рады порассуждать о политике при малейшей возможности, хотя иногда я задаюсь вопросом: на чьей вы стороне — то вы за мистера Питта, то за мистера Фокса; а временами мне кажется, что вы готовы устроить им обоим хорошую взбучку и мечтаете, чтобы из Франции привезли гильотину. До тех пор, пока вы не войдете в местное общество, которое всегда, всегда будет относиться ко мне как к достопримечательности этой долины, и это любопытство удвоится после… вашей женитьбы на мне… так вот, до тех пор, пока вы не вступите в местное общество, вам придется довольствоваться общением лишь с фермерами да путниками, у которых нет ни образования, ни намерения заводить подобные беседы.

— Вы говорите, что мы должны остаться здесь?

— Мы? — Она помолчала. — Мы… не смогли бы здесь остаться.

Теперь некоторое время молчание хранил Хоуп, но наконец, с усилием, о котором она даже и не подозревала, он все же произнес:

— Отлично. Мы можем уехать куда-нибудь еще. Но, — продолжал он, — мне бы хотелось, чтобы это место напоминало этот край. Если это не может быть деревушка в этом графстве, тогда мы можем отправиться, например, в холмы Уэльса, где жизнь в долинах по-прежнему уединенная и невинная. Я устал, Мэри.

— И женитьба станет отдыхом? — Даже в сумерках он сумел различить ее улыбку.

— Для меня это станет отдыхом от множества вещей, — произнес он. — Итак?..

Она нетерпеливо повернула назад. Они уже добрались до деревьев, а ей хотелось оставаться на открытом участке береговой линии. Позади нее он видел серебристую зыбь озера, черную стену