раздражаться, как бы он ее ни провоцировал.
Романо пожал плечами вместо ответа, а Клэр залилась краской. Знает ли он, какое впечатление производит на женщин? – спросила она себя. Еще бы! Как можно этого не знать человеку, на которого женщины наверняка просто бросаются. Еще не родилась та, что не мечтала бы, увидев Романо, оказаться у него в постели. Впрочем, Клэр не понравились эти мысли, и она прогнала их прочь.
Она твердо знала, что эти два мира – тот, в котором живет Романо Беллини, и ее, Клэр Уилсон, – далеки друг от друга. Романо – баловень судьбы: богатый, красивый, с большими возможностями. В его записной книжке телефонов женщин, готовых отдаться, едва он поманит пальцем, столько, что книжка эта наверняка трещит по швам. Клэр видела таких прошлым летом, когда весь «цвет» был в Италии: элегантных, умудренных опытом красавиц с фигурами манекенщиц и сверкающей улыбкой. Увешанных драгоценностями, как новогодняя елка – игрушками. Одним словом, похожих на его жену Бьянку.
– Входите же, Клэр. – Это Лоренцо, обогнав их, приглашал, стоя у двери. – Я еще утром сказал Бенито, что вы приедете, а он не любит ждать.
Благодарная мальчику за то, что не придется продолжать разговор с Романо, Клэр пошла вперед. Бенито – величественный во всех смыслах представитель птичьего мира – по неизвестной причине полюбил девушку с первого взгляда и каждый раз, когда она гладила его перышки, склонял голову с хищно загнутым клювом к ее рукам и глядел на нее глазами-бусинками.
Бенито слышал, как мальчик назвал девушку по имени, и только она вошла – затанцевал на жердочке, выкрикивая:
– Клэр, Клэр! Кто умная птичка? Милая птичка. Умная, милая птичка.
Этим словам Клэр научила его еще летом и теперь всей душой желала, чтобы Бенито произнес другие слова, любые – только не эти. Она кожей чувствовала, как Романо злорадствует.
– Привет, Бенито. Так кто у нас умница? – Поглаживая оперение попугая, Клэр восхищалась его плотным, упругим тельцем, его шелковистыми перьями. Бенито спрятал голову ей в ладонь и, воркуя, выражал свое удовольствие от встречи.
– Я вижу, вы не боитесь этого разбойника, – сказал Романо, подходя к клетке. Клэр собралась сказать что-то в защиту птицы, но, подняв глаза, поразилась тому, какая нежность была написана на лице мужчины. Почувствовав ее взгляд, Романо тут же придал лицу выражение равнодушия.
– Зачем мне его бояться? Мы друзья, правда, Бенито? – ответила Клэр, снова глядя на попугая. Тот хитро посмотрел на девушку, прежде чем в поле его зрения попал Романо.
– Романо, Клэр, – произнес попугай, словно бы в раздумье, и это прозвучало абсолютно по человечески. Бенито переводил взгляд с одного на другого, в глазах его светился вопрос, как у добродушного дядюшки, размышляющего: не сосватать ли эту пару. – Клэр и Романо... Милые, милые... ребята.
– Я вижу, ты растерялся, Бенито, – произнес Романо без всякого смущения – будто и не догадывался, что у попугая на уме. Что касается Клэр, лицо ее залилось краской, а это, по ее убеждению, совсем ей не шло. – Про Клэр нельзя сказать «ребята», – продолжал Романо, – она у нас леди.
– Леди, леди. – Бенито наслаждался вниманием, которое ему оказывали. Вообще, красоваться перед публикой было его любимым занятием. –
– Скорее уж, жадная птица, – сказала Клэр, которую насмешило самодовольное заявление попугая.
Она знала, что Бенито – любимец всей семьи. Что же касается Грейс – та его страшно баловала.
– Клэр, пойдемте, я покажу вам новые компьютерные игры, которые мне подарили к Рождеству, – сказал Лоренцо, тем самым выручив ее, страдавшую в присутствии Романо от чувства неловкости из-за выходки Бенито. – У меня здесь двойной плейер, – похвастал Лоренцо, уже сидевший за компьютерным столом.
– Ну что ж, не буду вам мешать, – заметил Романо, улыбнувшись своей рассеянной улыбкой, и повернулся, чтобы уйти. Какое-то время Клэр смотрела на удалявшуюся фигуру и размышляла о силе, заключенной в этом мужском теле. Краска снова залила ее щеки.
Боже мой, я теряю рассудок, думала она, пока за Романо закрывалась дверь. Никогда еще меня так не влекло к мужчине.
И она вполне могла представить себе его реакцию, покажись она ему хоть частично раздетой. Рука ее невольно потянулась к животу, словно порываясь его прикрыть. Девушку остановил голос Лоренцо:
– Начинайте, Клэр, все готово.
Но пока ее тиранозавры воевали с Кинг Конгом за господство над джунглями, голова Клэр отчасти была занята совсем другими мыслями.
Как же все было у меня хорошо до того, как произошел несчастный случай, думала она. Я была вполне уверена в себе. Я любила свою работу. Была помолвлена с человеком, в моем представлении единственным и неповторимым... И вдруг, в какие-то считанные минуты, все полетело в пропасть. Сердце ее забилось в невыразимой тоске, и Клэр закрыла глаза.
В том, что случилось, не было ее вины: все убеждали ее в этом – полисмены, родители и братья, свидетели происшедшего. Молодой парень в модной спортивной машине совершенно неожиданно врезался в ее микроавтобус на перекрестке, в результате чего скончался в больнице. Клэр же провела в больнице несколько недель, терзая себя мыслями о том, что ни за что ни про что пострадали трое детей, ее воспитанники, которых она везла. Если разобраться, их травмы были не так серьезны, но можно было бы вообще избежать их. Увы, Клэр не смогла дотянуться до детей, и никто не смог их моментально вытащить, потому что обе машины были сильно искорежены. Еще долгое время после аварии в ушах Клэр звучал испуганный плач малышей...
– Клэр? – Нетерпеливый голос Лоренцо требовал, чтобы она сосредоточилась. Приложив усилие, она вернулась из прошлого в настоящее. Но всего на миг...
Никто не смог бы предотвратить трагедию – ни водитель с полувековым стажем, ни двадцатилетняя девушка, какой была тогда Клэр. Она знала это, но... считала себя виноватой.
Если физические последствия несчастья были незначительны – едва заметные швы на животе, которых, кроме нее, никто не замечал, – то психика ее пострадала гораздо сильнее. Клэр понимала, что должна преодолеть душевную травму, но пока что ничего не получалось. Возможно, если бы Джеф не бросил ее именно тогда, когда больше всего был нужен, несчастный случай не повлиял бы на нее так пагубно.
Джеф навестил ее в больнице всего несколько раз, но Клэр знала его отвращение к лечебным заведениям. Впрочем, она страшно скучала о нем, и часы посещений превратились для нее в пытку – ведь к другим пациенткам приходили толпы родственников, мужья и поклонники. Разумеется, родители навещали ее каждый день. Друзья и братья были предельно внимательны. И все же это было не то.
А за два дня до выписки ей принесли письмо. Его содержание впечаталось ей в мозг, видимо, на всю оставшуюся жизнь.
«Дорогая Клэр...» Уже это сухое обращение могло бы ее насторожить: раньше Джеф называл ее в письмах не иначе, как «любимая» или «драгоценная моя Клэр». Дальше следовало:
«Не знаю, что писать, но уверен, что должен написать тебе это письмо. Иначе будет нечестно по отношению к нам обоим. За то время, что мы находились врозь, я увидел наши отношения в ином свете. Отчетливо выступили некоторые проблемы – я думаю, ты знаешь, о чем речь».
Нет, я не знаю, подумала тогда Клэр. Она читала дальше, а сердце стучало как молот.
«Мне кажется, Клэр, нам стоило бы расстаться на какое-то время, скажем на полгода, стать снова свободными, не иметь никаких обязательств. Я чувствую, что слишком рано тебя связал, и нам лучше расстаться сейчас, чем в будущем, когда у нас появятся дети. Очень надеюсь, что ты меня поймешь, и прошу тебя оставить себе кольцо, мой подарок.
До свидания, Джеф».
Боже милостивый, какое лицемерие! Поразмыслив немного, Клэр поняла, на что намекал се бывший жених. И удивилась, что не догадалась об этом в его самое первое посещение. При виде ее ран и ушибов на лице Джефа отразился такой ужас и отвращение, что сразу можно было понять, какие мысли его одолевают.
