добавила, потому что ревность и боль терзали ее сердце.

– Красивой парой... – в раздумье повторил Романо; голос звучал ровно, но был в нем холод, от которого Клэр вздрогнула. Она подняла глаза к его лицу. – Да, мы были красивой парой, Клэр, нам многие об этом говорили.

Она не могла выдержать такой пытки – чувствовала, что умирает.

– Ты, конечно, видела на кладбище мраморные памятники с выбитыми на камне эпитафиями? – спросил Романо тихо, тем же безжизненным голосом. – Глядя на них, люди восхищаются их красотой, обсуждают стоимость и мастерство, с которым они сделаны. Но что же внизу, под этими надгробиями? Под ними – нечто совсем другое, под ними разложение, смрад и кости мертвецов.

– Не понимаю тебя, – сказала Клэр. И в самом деле – при чем тут памятники и эпитафии?

– Никто не понимает этого, Клэр, до тех пор пока не побывает в такой могиле и не увидит своими глазами разницу между тем, что внутри и что снаружи. Внутри гниение и разложение предстают во всем своем безобразии. – Романо наклонился к ней, и в глазах его темнела страшная тоска. – А я был внутри, Клэр. Я все видел.

– Романо, что ты хочешь этим сказать?

– Я всего лишь хочу сказать, что...

– Мальчик и девочка!!! – Торнадо не произвел бы больше шума, чем ворвавшийся в комнату Донато. Лицо его сияло, глаза горели огнем. – У меня сын и дочь, сразу сын и дочь, Романо! – Он кричал до тех пор, пока не сорвал голос. Уронив голову Романо на грудь, он едва сумел подавить рыдание. – Я думал... когда-то думал...

– Я знаю, о чем ты думал, – проговорил Романо глубоким, хриплым от волнения голосом; обнимая друга, он встретился глазами с Клэр. Она видела, что глаза эти увлажнились.

– А Грейс? Как она? – спросила Клэр, когда Донато немного успокоился.

– Она удивительная женщина, – произнес Донато с таким благоговением в голосе, что Клэр невольно улыбнулась. – Можете войти к ней и посмотреть на малышей, оба.

– Прямо сейчас? – Клэр смотрела на него в изумлении. – А они нам позволят?

– «Они»! Кто такие эти «они»? – зарычал Донато, с лицом, расплывшимся в улыбке. – Они не смогут запретить будущим крестным посмотреть на своих крестников.

– Будущим... крестным?.. – Клэр рот раскрыла от изумления.

– Да, это будут ваши крестники, Клэр-Лилиана и Романо-Лоренцо. – Донато сиял, но вдруг, почти в шоке от смущения, прикрыл рот рукой. – О Боже, я не должен был пока говорить... Мы хотели сделать вам сюрприз.

– Но это и есть сюрприз, – сказал Романо. – А ты окончательно выбрал имена, Донато? Мне казалось, что одного Романо вполне хватило бы для семьи.

– Окончательно... окончательно. – Донато, пританцовывая, подошел к двери. – Пойдемте, Грейс вас ждет. Она измучилась, но хочет видеть вас обоих.

В палате Клэр сразу же заметила две маленькие кроватки у постели своей подруги, которую бросилась обнимать.

– О Грейс!.. – Клэр рассмотрела две крошечные головки, видневшиеся из двух одеялец, розового и голубого. Мальчик сморщил личико, потом зевнул и приготовился заснуть снова. – Боже, какие хорошенькие!.. – прошептала Клэр, не замечая слез, текущих по ее лицу.

– Да, – согласилась Грейс; теперь она напоминала воздушный шар, из которого выпустили воздух. – Девочка весит семь фунтов, а мальчик – шесть фунтов и две унции. Как я могла их выносить, Клэр?

– Значит, обошлось без кесарева?

– Обошлось... Мальчик сначала пошел как-то боком, а потом вдруг выскочил, как пробка из бутылки, и девчушка вышла через минуту-другую. Хотя хирург уже приготовился было резать. – Голос Грейс стал ласковым: – Мы хотим назвать девочку твоим именем, Клэр, если ты, конечно, не возражаешь. А мальчика назовем Романо.

– Я им сказал, – со смущением признался Донато.

– Ты безнадежен, – пристыдила мужа Грейс, но во взгляде, который она подарила Донато, была только любовь. – Пусть Романо возьмет Клэр, а Клэр возьмет Романо, – добавила роженица.

Какая ирония, подумала Клэр, принимая мальчика в голубом одеяльце. Если бы... если бы Романо стал моим...

– До чего же малюсенькая, – произнес Романо голосом, какого Клэр никогда не слышала. Подняв голову, Клэр увидела, как бережно этот большой темноволосый мужчина держит ребенка. – Не могу поверить, что это настоящие ручки: они просто кукольные, – добавил он взволнованным шепотом, а от взгляда, которым он смотрел на младенца, в горле у Клэр запершило. – Тебя будут любить, маленькая, – сказал он тихо. – Тебя будут обожать всю твою жизнь.

Донато сжал руку друга, выражая полное понимание.

Клэр смотрела на маленького Романо-Лоренцо, и сердце ее сжалось. Она думала о том, будет ли когда- нибудь лежать у нее на руках ее собственный ребеночек. Вряд ли. Она ведь не выйдет замуж за нелюбимого. И уже никого не полюбит после Романо...

На одеяльце ребенка упала слеза, и Клэр испугалась – сейчас она разрыдается. Но в это время сурового вида медсестра вошла в палату и стала их выпроваживать.

– Да, видимо, пора прощаться, – проговорил Романо, передавая ребенка другу. Потом быстро сказал что-то сестре по-итальянски, отчего ее мрачная физиономия расплылась в улыбке. Клэр положила младенца в кроватку и вместе с Романо вышла из палаты.

– Как же они хороши – просто нет слов, – выдохнула Клэр, идя по коридору. – Просто чудо.

– Да, настоящее чудо, – откликнулся Романо. Он не предполагал, что вид двоих крошек так на него подействует. Чтобы побороть охватившее его сентиментальное чувство, он сказал деланно сухим голосом: – Грейс теперь еще больше оценит твою дружбу за то короткое время, что ты пробудешь в Италии. Когда ты собираешься возвращаться в Англию?

Слова эти, с последовавшим за ними вполне обычным вопросом, сами по себе могли бы быть комплиментом. Но тон Романо не покаялся Клэр дружеским. Она остановилась так внезапно, что Романо пролетел на несколько шагов вперед, прежде чем заметил, что она остановилась.

– Клэр? – Его поразил ее невидящий взгляд. – Что случилось?

– Романо, я не собираюсь играть в какие-то игры. Признайся, что ты мне нагрубил. – Как больно было принимать его равнодушие после часов, проведенных вместе в маленькой приемной и нескольких минут невыразимой радости в палате у Грейс.

– Я просто спросил...

– Я знаю, о чем ты спросил!

– Но я не вижу никаких оснований для такой... сцены.

– Ах, ты не видишь?.. В самом деле не видишь? – мрачно вопрошала Клэр, надвигаясь на него с горящими глазами. – Может быть, тебя удивят мои слова, но, когда ты говоришь с человеком так, словно он – прах с твоих ног, это его обижает. Ты богат, имеешь власть, ты красавец, Романо Беллини, но уверяю тебя: малая толика человечности стоит гораздо больше всего того, чем ты владеешь. И еще. – Клэр отступила на шаг, не отводя глаз от его лица. – Советую учесть: я уеду из Италии, когда сама этого захочу. Ясно?

– Ясно как Божий день. – На его скулах полыхали красные пятна. Черные глаза горели гневом. – Да и половина больницы, я думаю, тоже все слышала и все поняла.

– А мне плевать, – заявила Клэр. Боль от жестокой несправедливости происходящего привела ее в бешенство. – Мне все равно, что о нас подумают. Ты нагрубил мне после того, как мы любовались младенцами. Как ты мог?!

– Клэр...

Но она отступила от него еще на шаг, развернулась и побежала по коридору. Влетев в дамский туалет, который они только что миновали, она заперлась в кабинке и рыдала до тех пор, пока хватало слез.