Мейлера.
Затем Мейлер подозрительно их оглядит. Удивится, чего это они берут интервью у него, а не сидят в городе и не пишут о том, что там происходит.
– Вы Норман Мейлер? – нервно спросит один репортер, зная, что перед ним Норман Мейлер. Репортер будет стоять с блокнотом и карандашом наготове, ожидая, когда Норман Мейлер скажет, что он Норман Мейлер, дабы репортер смог это записать.
– Надо работать, – скажет Мейлер и пойдет к машине, которая отвезет его в город.
– Это был Норман Мейлер? – спросит молодой репортер своего коллегу. Даже его коллегу это оттолкнет, и он смущенно отвернется. – Это был Норман Мейлер, – скажет молодой репортер сам себе, поскольку Норман Мейлер уехал, а коллега отвернулся.
«Норман Мейлер», – запишет молодой репортер в блокноте. Вот и все, что он напишет.
Норман Мейлер.
Телефоны
Давайте переведем часы назад, поскольку мы на шестнадцать часов опередили историю. Вернемся к телефонам, что надрываются в городе, пока новости о мятеже транслируются по радио и телевидению: люди звонят друзьям и любимым, желая знать, что происходит.
Звонили сотни людей, но к телефону никто не подходил. По всему городу трезвонили телефоны, но горожане просто плюнули на них, заблудившись в бунтарском безумии, вооружаясь и готовясь к атаке на военную мощь Соединенных Штатов.
Телефоны в городе все звонили, звонили и звонили.
Жуть.
Звонили опять, опять и опять.
Во всем городе никто не подходил к телефону.
В трубках люди слышали только длинные гудки.
Как будто городок покинул это столетие.
До того он изолировался.
Логика
Когда голова американского юмориста уже приготовилась погрузиться на дно океана, ей швырнули логику, точно спасательный жилет, и она перестала тонуть.
В голове его внезапно стало очень ясно и связно.
Он встал с пола и пошел в кухню.
Открыл ящик и достал фонарик.
Потом вернулся в комнату, где писал свои книги, и взял лупу.
Да, отныне логика правила его бытием.
Он вновь очень осторожно опустился на колени, поднес лупу к полу и посветил в нее фонариком.
Дюйм за дюймом он медленно исследовал пол.
Словно ребенок-астроном, что шарит по небесам телескопом от «Сирз и Роубак»[8] в поисках новой кометы, которую назовут его именем, потому что она случайно прошмыгнула в его объективе: никто прежде ее не видел, а если и видел, не потрудился упомянуть, полагая, что кто-то другой уже ее открыл.
Единственная разница между ним и астрономом была в том, что астроном искал славы в небесах, а юморист искал японский волос на полу, но испытал то же потрясение открытия спустя секунду, когда увидел волос. Такой простой и одинокий в своем существовании. Юморист поразился, как же не заметил его раньше – до того очевидно лежал волос прямо перед ним.
«Жизнь загадочна», – подумал юморист, очень бережно и счастливо подбирая волос. Так, что крайне затруднительно стало волос уронить.
Иными словами: он взял в свои руки одинокую нить японского волоса.
Пилот
два вертолета, один с капитаном, командующим силами полиции штата, другой с губернатором, направлялись к городишке, где воцарилась преисподняя.
Губернатор очень быстро трезвел.
«Я не допущу, чтобы это превратилось в очередную Аттику», – думал он про себя.
Он обернулся к одному из помощников в вертолете и спросил, сколько еще лететь до места.
Помощник спросил пилота.
Пилот сказал:
– Что?
Он был в шоке.
– Сколько еще лететь до места? – повторил помощник, недоумевая, что это такое с пилотом.
– А, я думал, вы что-то другое сказали, – сказал пилот.
– Что, по-вашему, я сказал? – спросил помощник.
– Ничего. Я просто подумал, вы что-то другое сказали, – сказал пилот. Ни за что на свете он не сообщит губернаторскому помощнику, что, как ему почудилось, помощник сказал. Его тогда лишат летного свидетельства. Пилот такого поворота не хотел, а потому прикинулся дуриком. Пускай лучше сочтут дуриком, чем психом.
– Сколько еще лететь нахуй до места? – гаркнул губернатор помощнику, хотя губернатору несложно было спросить самого пилота: губернатор сидел рядом с пилотом, а помощник у пилота за спиной.
Пилот начал было поворачиваться к губернатору и отвечать, но успел поймать себя на этом, чуточку повернул голову к помощнику за спиной и сказал:
– Минут пятнадцать.
– Пятнадцать минут, – сообщил помощник губернатору.
– Пятнадцать минут, – повторил губернатор, все раздумывая об Аттике.
Официантка
Капитан в своем вертолете был не слишком счастлив. Ему нравился предыдущий губернатор штата, капитан с ним прекрасно ладил.
Нынешнего губернатора капитан недолюбливал, и отношения у них навсегда сложились в лучшем случае натянутые.
Капитан недолюбливал губернаторское обеденное питие, да еще губернатор в столице встречался с официанткой, хотя женат и у него трое детей.
Губернатор очень тщательно скрывал свои отношения с официанткой, но все равно прорва людей, которым не полагалось об этом знать, об этом знали.
Вертолет мчался по небу, поднося капитана все ближе к спятившему городку, а капитан все сильнее переживал из-за губернаторского пришествия.
Капитан считал, что все это показушная рисовка и ничего хорошего не выйдет, вообще ничего.
Почему этот ебаный клоун не мог остаться в столице, напиться, трахнуть свою официантку, а полицейским делом дать заняться полиции?
Весна
Во сне Юкико в Сиэтле был чудесный весенний день. Она шла во сне, а цветы расцвечивали нарождавшуюся небывалую сочность буйной зелени.
Юкико была на полпути к дому подруги.
Она шагала в гости к лучшей подруге: белой девушке, с которой до сих пор переписывалась и виделась раз в год в Сиэтле или в Сан-Франциско.
Во сне Юкико было пятнадцать лет.
Монотонно лил дождь. Немножко холодный, но одежда защищала от дождя, так что Юкико было удобно. Дождь холодный, но ей тепло и сухо.
Она несла зонтик.
Этот зонтик отец привез ей из Японии, поэтому Юкико несла зонтик нежно.
Как уже упоминалось в предыдущей главе, отец ее был во сне присутствием. Он не имел физического
