способный все пережить термит;депо, кварталы больничных коек,чувствуя близость пустыни в коих,прячет с помощью пирамидгоризонтальность свою земляцвета тертого кирпича, корицы.И поезд подкрадывается, как змея,к единственному соску столицы.1982, Вашингтон
Горение
М.Б.
Зимний вечер. Дрова,охваченные огнемкак женская головаветренным ясным днем.Как золотится прядь,слепотою грозя!С лица ее не убрать.И к лучшему, что нельзя.Не провести пробор,гребнем не разделить:может открыться взор,способный испепелить.Я всматриваюсь в огонь.На языке огняраздается «Не тронь»и вспыхивает «меня!»От этого — горячо.Я слышу сквозь хруст в костизахлебывающееся «еще!»и бешеное «пусти!»Пылай, пылай предо мной,рваное, как блатной,как безумный портной,пламя еще однойзимы! Я узнаюпатлы твои. Твоюзавивку. В конце концовраскаленность щипцов!Ты та же, какой былапрежде. Тебе не впрокраздевшийся до гола,скинувший все швырок.Только одной тебесвойственно, вещь губя,приравниванье к судьбесжигаемого — себя!Впивающееся в нутро,взвивающееся вовне,наряженное пестро,мы снова наедине!Это твой жар, твой пыл!Не отпирайся! Ятвой почерк не позабыл,обугленные края.Как не скрывай черты,но предаст тебя суть,ибо никто, как ты,не умел захлеснуть,выдохнуться, воспрять,метнуться наперерез.Назарею б та страсть,
