VIШлюпки, моторные лодки, баркасы, барки,как непарная обувь с ноги Творца,ревностно топчут шпили, пилястры, арки,выраженье лица.Все помножено на два, кроме судьбы и кромесамоей Н2О. Но, как всякое в мире «за»,в меньшинстве оставляет ее и кровлипраздная бирюза.VIIТак выходят из вод, ошеломляя гладьюкожи бугристой берег, с цветком в руке,забывая про платье, предоставляя платьювсплескивать вдалеке.Так обдают вас брызгами. Те, кто бессмертен, пахнутводорослями, отличаясь от вообще людей,голубей отрывая от сумасшедших шахматна торцах площадей.VIIIЯ пишу эти строки, сидя на белом стулепод открытым небом, зимой, в одномпиджаке, поддав, раздвигая скулыфразами на родном.Стынет кофе. Плещет лагуна, сотнеймелких бликов тусклый зрачок казняза стремленье запомнить пейзаж, способныйобойтись без меня.1982
Резиденция
Небольшой особняк на проспекте Сарданапала.Пара чугунных львов с комплексом задних лап.Фортепьяно в гостиной, точно лакей-арап,скалит зубы, в которых, короткопалаи близорука, ковыряет средь бела днявнучка хозяина. Пахнет лавандой. Всюду,даже в кухне, лоснится, дразня посуду,образ, в масле, мыслителя, чья роднядоживает в Европе. И отсюда — тома Золя,Бальзака, канделябры, балясины, капителии вообще колоннада, в чьем стройном телеразмещены установки класса «земля-земля».Но уютней всего в восточном — его — крыле.В окнах спальни синеет ольшаник, не то орешник,и сверчок верещит, не говоря уже о скворешняхс их сверхчувствительными реле.Здесь можно вечером щелкнуть дверным замком,остаться в одной сиреневой телогрейке.Вдалеке воронье гнездо как шахна еврейки,с которой был в молодости знаком,но, спасибо, расстались. И ничто так не клонит в сон,как восьмизначные цифры, составленные в колонку,да предсмертные вопли сознавшегося во всемсына, записанные на пленку.1983
Ария
IЧто-нибудь из другойоперы, типа Верди.Мало ли под рукой?Вообще — в круговерти.Безразлично о ком.Трудным для подражаньяптичкиным языком.Лишь бы без содержанья.II
