Если он самозванец, то как вы объясните появление курьера с почтой? Илайес Мэрфи получил у себя в Олбани весточку от давно потерявшейся сестры, а Джордж Сиверс оставил свою ферму в Гринбери, чтобы съездить в Кертин и встретиться с женой, которую он уже столько лет считал погибшей!

— Не возьму в толк, почему все это столь для вас важно, — раздался тихий третий голос. — Главное — люди поверили...

Питер Эйг заторопился вперед и нарочито кашлянул. При виде Гордона из-за полированного дубового стола поднялись четверо мужчин и две женщины, все в белых халатах. Небольшой зал был приятно освещен. Собравшиеся, кроме Питера, оказались достаточно немолодые.

Гордон поздоровался с каждым за руку, чувствуя немалое облегчение: со всеми этими людьми он уже встречался раньше, иначе ни за что бы не запомнил, как кого зовут. Он старался вести себя подчеркнуто деликатно, но взгляд его помимо воли то и дело упирался в толстый стеклянный экран, перегораживавший помещение посередине.

Дубовый стол тянулся до самого экрана, а дальше царил полумрак. Единственным пятном света за стеклом было мерцающее, переливчатое подобие лица, напоминающее крупную жемчужину или луну в ночном небе.

Гордон пригляделся и различил объектив камеры и темный цилиндр с мигающими на нем огоньками, образующими сложный рисунок. Огоньки мигали волнами, снова и снова пробегавшими по цилиндру. Эти бесконечно повторяющиеся волны, притягивавшие взгляд, поразили Гордона, но он пока не понимал, почему...

Машина была погружена в мягкое облако ледяного тумана. Несмотря на толстую стеклянную преграду, Гордон чувствовал, как оттуда тянет холодом.

Главный служащий, по имени Эдвард Тайфер, взял Гордона за руку и сказал, глядя прямо в стеклянный глаз объектива:

— Циклоп, я рад познакомить тебя с мистером Гордоном Кранцем. Мистер Гордон представил документы, свидетельствующие, что он является почтовым инспектором правительства Возрожденных Соединенных Штатов. Мистер Кранц, перед вами Циклоп.

Глядя в жемчужно-серый объектив, на мигающие огоньки и колышущийся туман, Гордон не мог отделаться от чувства, будто он — неразумное дитя, завравшееся и перехитрившее самого себя.

— Очень приятно с вами познакомиться, Гордон. Сядьте, прошу вас.

Мягкий дружелюбный голос почти не отличался от человеческого. Он доносился из динамика, установленного на краю дубового стола. Гордон опустился в подставленное Питером Эйгом мягкое кресло. После недолгой паузы Циклоп заговорил снова:

— Вы принесли нам добрые вести, Гордон. После стольких лет, проведенных в заботах о населении долины реки Уилламетт, в них нелегко поверить, настолько они хороши. — Молчание. — Мне доставляет огромное удовольствие работа с друзьями, настаивавшими, чтобы их называли моими «служащими». Однако трудно избавиться от чувства одиночества, когда представляешь себе, что весь прочий мир лежит в руинах. Очень прошу, скажите, Гордон, выжил ли на востоке кто-нибудь из моих собратьев?

Гордону пришлось отвести глаза. Опомнившись, он покачал головой.

— Нет, Циклоп, к моему величайшему сожалению, нет. Ни одна супермашина не избежала общей участи. Боюсь, ты — последний в своем роде.

Он сожалел, что вынужден огорчить собеседника печальной новостью, но одновременно полагал, что возможность начать разговор с правды — неплохое предзнаменование.

Циклоп долго молчал. Воображение Гордона разыгралось, и ему показалось, что он услышал негромкий вздох, почти что всхлип. Во время паузы лампочки под объективом продолжали однообразно мигать, словно посылая кому-то сигнал на неведомом ему языке. Гордон знал, что нельзя сидеть молча, иначе это перемигивание вконец его загипнотизирует.

— Дело в том, Циклоп, что почти все большие компьютеры погибли в первые же секунды войны — от известных тебе электромагнитных импульсов. Поэтому меня разбирает любопытство, как умудрился выжить ты.

Казалось, машине, как и Гордону, потребовалось стряхнуть с себя горестное оцепенение, чтобы ответить на вопрос.

— Вопрос хорош. То, что я выжил, — счастливая случайность. Война началась как раз в День посещений, устроенный у нас в университете. Импульсы застали меня в клетке Фарадея, в которой я собирался предстать перед публикой. Так что, сами понимаете...

Гордон, как ни заинтриговал его рассказ Циклопа, торжествовал. Он перехватил инициативу и сам задавал вопросы, как и подобает «федеральному инспектору». Покосившись на серьезные лица служащих, он понял, что одержал маленькую победу. Теперь они принимали его всерьез.

Что если он действительно выпутается?

Однако Гордон по-прежнему избегал смотреть на перемигивающиеся лампочки. Скоро он почувствовал, что весь вспотел, несмотря на холод, которым веяло от ледяного стеклянного щита.

Спустя четыре дня все встречи и переговоры остались позади. Неожиданно для себя, еще не будучи вполне подготовленным, он сообразил, что наступило время отъезда. Питер Эйг пошел проводить Гордона к конюшне, где для него были готовы свежие лошади, неся две полупустые сумки.

— Жаль, что все это так затянулось, Гордон. Я знаю, вам не терпится возобновить свои труды по созданию почтовой трассы. Просто Циклопу хотелось разработать для вас оптимальный маршрут, чтобы вы охватили север Орегона с наибольшей эффективностью.

— Все в порядке, Питер. — Гордон притворно пожал плечами. — В задержке нет ничего страшного, а за помощь я очень благодарен.

Несколько секунд они брели молча. Мысли, быстро сменяя друг друга, путались в голове Гордона. Если бы Питер только знал, как ему хочется остаться... Если бы только существовал способ...