Голоса раздавались из-за этой двери, однако пока он не мог разобрать ни словечка. Наружная лестница вела на верхние этажи. Немного отступив, Гордон разглядел на четвертом этаже распахнутую дверь.

Он знал, что готовится в который раз свалять дурака. Сейчас, когда ясно, откуда исходит угроза, ему следовало бы вскочить в седло и поскорее убраться подальше.

Тем временем атмосфера внутри явно накалялась. В проеме двери он увидел занесенный кулак. Раздался звук удара, женский крик и грубый мужской смех.

Браня свой проклятый характер, не позволяющий ему поступить наиболее рациональным образом, то есть задать стрекача, Гордон начал аккуратно, стараясь не шуметь, подниматься по бетонным ступенькам.

За дверью его поджидали гниль и плесень. В остальном же верхний этаж студенческого центра досуга выглядел нетронутым. Цел был даже стеклянный потолок, хотя медная обвязка изрядно позеленела. Вниз вел наклонный пандус, застеленный ковром.

Добравшись до центра здания, Гордон почувствовал себя так, словно перенесся в прежние времена Грабители обошли вниманием кабинеты студенческих организаций с их впечатляющим количеством бесполезных бумаг. На стенах так и остались висеть объявления о спортивных соревнованиях, представлениях, политических мероприятиях, оставшихся в далеком прошлом.

Только в последнем кабинете он обнаружил тревожные красные плакаты. Катастрофа пришла неожиданно и быстро положила всему конец. От здешнего милого взгляду хаоса по-прежнему веяло уютом, радикализмом образца прошлого века, энтузиазмом, молодостью...

Гордон заторопился вниз по пандусу, туда, где звучали голоса. На втором этаже имелся балкон, нависающий над вестибюлем. Остаток пути Гордон преодолел на четвереньках.

Справа, в северной части здания, высоченное стекло было высажено, чтобы под крышу смогли въехать два больших фургона. У западной стены, позади автоматов для игры в китайский бильярд, дышали паром шесть лошадей.

Снаружи, среди осколков стекла, розовели лужи дождевой воды, смешанной с кровью. Здесь распростерлись четыре тела, совсем недавно изрешеченные автоматными очередями. Только одна из жертв, угодив в засаду, успела выхватить оружие — револьвер валялся в луже, в нескольких дюймах от застывшей кисти.

Голоса раздавались слева от Гордона, из-за поворота балкона. Он ползком добрался до места, откуда можно было выглянуть, оставаясь незамеченным.

На западной стене красовались несколько зеркал, и это позволило Гордону увидеть, что творится на первом этаже. Его взгляд тут же уперся в большой камин, где трещала в огне порубленная мебель. Он приподнял голову еще немного и увидел четверых вооруженных до зубов мужчин, стоявших возле камина. Пятый развалился на диванчике, держа на мушке автоматической винтовки двух пленников — мальчика лет девяти и молодую женщину.

От недавно нанесенного удара на щеке женщины красовалось багровое пятно, каштановые волосы были взлохмачены. Она прижимала к себе мальчика и не спускала с мужчин глаз. Оба пленника слишком обессилели, чтобы проливать слезы.

Все мужчины носили бороды, все были затянуты в довоенные пятнистые комбинезоны, у каждого в левом ухе красовалось минимум по одной серьге.

«Мастера выживания»! Гордон содрогнулся от отвращения.

Когда-то, еще до катастрофы, это понятие имело несколько значений, включая и наличие здравого смысла, и готовность постоять за честь свою и соседа, однако и антисоциальная паранойя неполноценных любителей пострелять сюда тоже входила. В каком-то смысле и сам Гордон мог бы именоваться «мастером выживания». Однако последнее, сугубо отрицательное значение в итоге вытеснило все остальные — слишком уж много зла натворили люди этого сорта.

Повсюду, где довелось побывать Гордону, народ был единодушен в своем отвращении к ним. В любом