только перекачанных впечатлений. Особенно этим отличаются безработные, тратящие свои пособия на избавление от тягот современной жизни.
— Пожалуйста, дитМоррис, подождите там. Я за вами сейчас вернусь.
Я отвожу взгляд от входа и смотрю на моего гида, еще одну краснокожую. В царящем здесь грохоте ее речь доносится до меня с поразительной ясностью. Сонические глушители помех, встроенные в стены, выстраивают воздушный канал, по которому ее слова легко долетают до моих ушей. Если вам повезло оказаться хозяином такого заведения, то подобные чудеса техники воспринимаются как само собой разумеющиеся.
— Извините, где подождать?
Голем королевы Ирэн указывает куда-то в глубь помещения, и теперь я замечаю свободный столик с табличкой «Зарезервировано».
— Это надолго? В моем распоряжении не весь день.
Выражение имеет особый смысл для таких, как я, приговоренных к вечному забвению ради блага владельца. Но моя чичероне лишь пожимает плечами и исчезает в толпе. Наверное, ей нужно сообщить сестричкам, что наемный шпион прибыл.
Почему я должен тратить последние 18 часов, работая на людей, которые мне не нравятся, и делая то, чего я не понимаю? Почему бы не сдернуть? До улицы всего десяток метров. Но если я сбегу, то куда отправлюсь? Реальный Альберт заставит меня провести оставшийся срок в суде, отбиваясь от обвинений в нарушении контракта, которые, несомненно, предъявит маэстра. Да и в любом случае за мной уже следят. Я вижу похожий копии тут и там, они подают напитки, вытирают пролитое, сметают кусочки развалившихся клиентов. Некоторые посматривают в мою сторону. Они сразу поймут, если я что-то предприму.
Я иду к столику, пробиваясь через водоворот шума. Живой звук, хватающий твое тело, как пресыщенный любовник, мешающий каждому шагу. Мне не нравится эта «музыка», но пестрым танцорам она по вкусу, и они дергаются, словно обезумевшие марионетки, выделывая такое, что под силу лишь немногим реальным людям. Словно из-под гончарного круга, во все стороны разлетаются куски глины.
Завсегдатаи таких увеселительных заведений говорят: если твой дитто вернулся домой целым, то время потрачено зря.
Вдоль стен расположены крохотные кабинки, где можно посидеть. Другие устраиваются за открытыми столиками с голопроекциями — кружащимися абстракциями, танцующими стриптизершами. Некоторые невольно привлекают к себе внимание.
Обходя колышущуюся толпу, я прохожу через зону, где сонические глушители накладываются, и весь шум нисходит до шороха, как внутри обитого звукопоглощающей тканью гроба. Отовсюду доносятся обрывки разговоров.
—
Я миную зону затишья и чуть не падаю, когда на меня снова обрушивается вал грохота. Из амфитеатра несутся вопли и рев. Самоуверенного вида бойцы безжалостно крошат друг друга, тогда как клиенты предлагают себя в качестве приза победителю. Последний триумфатор над поверженным противником, скрестив над головой руки с зажатым в кулаке оружием, отдаленно напоминающим вращающийся серп. Потом он наклоняется и наминает швырять в толпу зевак куски теплой плоти. Проигравшие расплачиваются грязными пурпурными ассигнациями или светящимися гладкими пиктами. Под боевой раскраской гладиаторов, расчлененных на части, проступает их первоначальный цвет — дешевые заготовки, купленные по двадцать долларов за штуку.
Наши взгляды на мгновение сходятся, мой и победителя, и я вижу, как застывает его лицо. Узнал? Не помню, чтобы мы где-то встречались. Впрочем, этот визуальный контакт длится только краткий миг, и самодовольный браво поворачивается к бурно ликующим зрителям.
В каком-нибудь древнем племени такая победа сделала бы его вождем. Что ж, сейчас он хотя бы смог покрасоваться. Конечно, профессионал уровня Клары разделался бы с этим увальнем, как голодный с завтраком. Но у Клары есть дела поважнее, она где-то далеко, на фронте, защищает свою страну.
Табличка «Зарезервировано» гаснет, когда я сажусь. Как там Клара, как там ее война? Мне немного горько оттого, что я уже не увижу ее. То есть увижу, когда одна из армий одержит победу или стороны заключат традиционное предвыходное перемирие. И уж когда я вернусь оттуда, куда уходят големы, то не дам этому ублюдку счастливчику покоя!
— Что будете? — спрашивает официантка. Спецмодель, напоминающая другие копии Ирэн, но с более пышными формами и более крупными руками, чтобы таскать подносы.
— Пепсо. Со льдом.
Серые самодостаточны. Но здесь жарко, и электролитовая добавка не помешает. За счет Уэммейкер, конечно.
Оказывается, я сижу возле еще одного звукопоглотителя. Наклоняясь в одну сторону, попадаю в зону относительной тишины, где теряются тяжелые ритмы музыки и пронзительные боевые вопли, а остаются лишь тонкие ручейки разговоров, просачивающиеся из кабинок.
—
—
—
Звуки эрзац-страсти… сплетшиеся в комок пары и тройки… все, что угодно. А если профиль вашего тела не соответствует партнеру, менеджер снабдит адаптером.
— Глуши, — говорю я столу, и над ним поднимается завеса «белого шума», отгораживающего меня от посторонних звуков. — Дайте новости с фронта.
—
— Хм, давайте посмотрим, что там в ближайшем городе.
—
— То, что надо. Как дела у «ТЭЗ»?
На столе появилось голографическое изображение полигона, расположенного на выжженной солнцем гористой местности. За пределами усаженного пальмами оазиса простиралась пустыня. Вот он, истерзанный клочок Матери Геи, принесенный в жертву ради спасения остального мира. Полигон, двоюродный брат «Салона радуги», место, где люди дают выход страстям и инстинктам. Только ставки там намного выше.
—
Я вижу вспышки, которые можно принять за игрушечные, если не знать, что бьют ракетная артиллерия и лазеры. Там, среди этих страшных боевых машин, работает Клара. К счастью, война ведется на строго ограниченной территории. Я не знаю, где воюет резервный взвод, и уже собираюсь сделать выбор в пользу оазиса, когда…
…кто-то грубо проламывается через мою завесу «белого шума» и заслоняет от меня полстола.
— Так это ты. — Он высокий, у него «змеиная» кожа. — Какая удача.
Гладиатор, который всего пару минут назад стоял над поверженным противником, нависает надо мной. У него Пурпурные громадные руки. Все еще заляпанные чем-то липким, как у неумелого горшечника.
— Как же это ты выбрался из реки?