– А вот теперь ты преступаешь границы, Доретта, – резко оборвала ее Эванджелина, натягивая белые, по локоть, перчатки. – Ничего не изменилось. Вероятнее всего, я выйду замуж именно за лорда Редмонда. Если я до этого позволю себе один или два поцелуя с очень воспитанным джентльменом, то это дело только мое и никого другого не касается.

– В таком случае я прошу простить меня, мисс Манроу. – Горничная сделала книксен.

Эванджелина встата.

– Ну ладно! Если мои предположения о том, что бриллиант приносит удачу или несчастье тому, кто его надевает, верны, мы выясним это сегодня вечером. Я хорошо знаю, чего мама желает для меня.

Доретта суеверно скрестила пальцы и очертила ими круг. Эванджелина притворилась, что не заметила этого – защита даже от выдуманного проклятия не помешает. Дедовские часы на площадке показывали пять минут восьмого, когда они стали спускаться по лестнице. Она снова задала себе вопрос, почему лорд Роли все-таки хотел обеспечить ей сегодня сопровождение. Насколько она помнила, последние слова, которые она ему сказала, были «уходите прочь» или что-то в этом роде.

Если он собирался воспользоваться возможностью снова подразнить ее за ее план обеспечения будущего, она залепит ему смачную пощечину. Или же снова напомнит ему, что они встретились благодаря тому, что он был пьян и свалился на нее. Если кто и заслуживал того, чтобы над ним посмеялись, то это именно он.

Когда Эванджелина спустилась в холл, кто-то постучал во входную дверь. У нее екнуло сердце, и это ее рассердило. Да, его поцелуй стал дьявольским наваждением, породившим грешные мысли, но ничего другого, говорящего в его пользу, не существовало.

Клиффорд открыл дверь.

– Добрый вечер, – послышался бас Коннолла, после чего в холл шагнул сам маркиз.

– Добрый… – У Эванджелины открылся рот, когда она увидела его.

– Я полагаю, что вы потеряли дар речи от восхищения, – сказал Коннолл, смахивая пылинку с голубого рукава сюртука. – Именно об этом вы меня просили.

– Но… но вы сказали «нет», – заикаясь, пробормотала она. В светло-серых брюках, заправленных в начищенные ботфорты, и в белоснежном жилете, украшенном голубым узором, он выглядел настоящим денди, но в наряде такой расцветки он и не мог выглядеть иным. Эти цвета придавали глубину его голубым глазам, подобную той, которой обладало полуденное небо. Эванджелина едва смогла оторвать от него взгляд.

– Я решил, что выполнить вашу просьбу более приятно, чем спорить, – непринужденно объяснил Коннолл.

Из гостиной вышла виконтесса.

– Боже! – сказала она после паузы. – Вы прекрасно смотритесь вместе.

– Это была идея Эванджелины, – отреагировал Коннолл. – Она попросила меня надеть костюм, который гармонировал бы с ее платьем. – Он улыбнулся. – Могу сказать, – продолжал он, – что это ожерелье просто изумительно.

Виконтесса опустила ресницы, рукой коснувшись бриллианта.

– Благодарю вас, лорд Роли. Это фамильная драгоценность. – Окинув взглядом холл, она сделала жест дворецкому. – Сходи за лордом Манроу, – наставительным тоном произнесла она, – и скажи, что если он не поторопится, мы отправимся без него.

Эванджелина перестала хмуриться и посмотрела на Коннолла. Вместо того чтобы делать циничные замечания о том, как мать и дочь похожи друг на друга, он смотрел на свое отражение в зеркале. Пока она наблюдала за ним, он взбил одну сторону галстука. Его голубые глаза встретились с ее взглядом в зеркале, и его улыбка сделалась еще шире.

– Что такое? – шепотом спросила она, подходя к нему сзади.

– Вы выглядите очаровательно, – сказал он. – Я рад быть планетой, которая вращается по орбите вокруг солнца.

– Ммм…

Раньше, чем она успела прокомментировать этот вздор, появился ее отец, который торопливо спускался по лестнице с Клиффордом.

– Приношу извинения, любовь моя, – сказал он. – Я читал и потому утратил представление о времени.

Виконтесса бросила на него снисходительный взгляд и повернулась к выходу. Поскольку Клиффорд еще не спустился с лестницы, Коннолл подошел к выходу, чтобы открыть для нее дверь. Насколько он хотел в этот вечер поразить Джилли, настолько же и она поразила его. Он лишь мельком видел бриллиантовое ожерелье в прошлый раз, но сразу же узнал его и отдал себе отчет в том, что на сей раз его надела виконтесса, а не Эванджелина. Он хотел спросить ее о причине этого, но передумал.

Коннолл улыбнулся и помог обеим леди сесть в карету. За ними последовал лорд Манроу. То, что он вырядился в этот костюм, идя на столь популярный вечер, было, наверное, глупейшей вещью, которую он когда-либо совершал, разве что за исключением случая, когда он напился и свалился на Джилли. Но если его оценка была правильна, то, давая Эванджелине в точности то, чего она хотела, Коннолл получал возможность доказать, что она ошибалась.

Она снова уставилась на него, выражение ее лица было настороженное. Если она пыталась понять, что он хотел предпринять сегодня, то она с этим опоздала. Они оба уже участвовали в игре.

– Что ты читал, папа, такое интересное? – спросила после минутного молчания Эванджелина.

Виконт пошевелился, бросил быстрый взгляд в сторону жены.

– А, просто газету! Занимательная статья о восстановлении французской монархии, поскольку мы снова стали иметь дело с Бонапартом.

Коннолл насупил брови, желая, чтобы все перестали говорить о Франции, но когда виконтесса посмотрела на него и улыбнулась, его хмурость исчезла.

– Это очень любезно с вашей стороны – одеться согласно просьбе Эванджелины, – сказала она.

– О, я боготворю вашу дочь, – сказал Коннолл, повторяя слова, которые прошлый раз подслушал у Дэпни. – Я сделаю для нее все.

– В самом деле?

– Абсолютно все, только попросите меня об этом.

– Я уверена, что в этом нет необходимости, – вмешалась в диалог Эванджелина.

– По крайней мере, мы будем знать, каковы намерения лорда Роли в отношении тебя, – возразила виконтесса.

– Конечно, я не единственный претендент, просящий руки мисс Манроу. Хотя я самый искренний, уверяю вас. – Он на мгновение стиснул зубы. – Мой годовой доход около двадцати пяти тысяч фунтов стерлингов, – проговорил он как можно вкрадчивее. – Я могу обеспечить ее всем, что она пожелает. Я буду, счастлив, сделать это.

– Двадцать пять тысяч, – повторила виконтесса, и глаза ее сделались еще больше. – И к тому же маркиз.

– Мое главное имение в Девоншире считается самым лучшим в трех графствах, – продолжал Коннолл. – Мой прапрапрапрадед построил его в 1612 году.

– Ваше главное имение? И сколькими же вы владеете?

– Ну, четырьмя в Шотландии, – сказал он, обозначая начало счета на пальцах, – одно в Девоншире, одно в Йорке, а седьмое – в Корнуолле. И есть еще два дома здесь, в Лондоне, хотя один я отдал своему кузену и его семье. Они также пользуются имением в Корнуолле. Я не могу жить сразу везде.

– В самом деле.

Эванджелина смотрела на него, поджав губы.

– Ходят слухи, – медленно произнесла она, разглаживая на себе юбку, – что вы недавно провели некоторое время во Франции и что вы симпатизируете Бонапарту и французам.

Маленькая ведьма!

– Я испытываю симпатию к французам, – ответил Коннолл как можно непринужденнее. – Им предстоит большая работа, когда Бонапарта остановят.

По блеску его карих глаз Джилли поняла, что он не ответил на ее вопрос, был ли он во Франции или