рабочие пытались замаскировать взлетные полосы, поливая их зеленой краской. По крайней мере, предполагалось, что они это делают. Им удавалось закрасить до 50 ярдов в неделю. То, что они копались, словно сонные мухи, видели все летчики и техники. Еще хуже было то, что летчики знали — за эту возню они получают больше, чем пилот за боевой вылет. Бадеру очень хотелось бы заполучить их под свою руку, чтобы научить военной дисциплине.

В это же время в Тангмер прибыл Вудхолл. Он получил звание полковника и должен был стать комендантом базы, одновременно взяв на себя руководство службой наведения истребителей. Ли-Мэллори не хотел разрушать сработавшуюся команду в преддверии сложных операций. Бадер братски поделил домик коменданта с Вудхоллом. Остальные авиакрылья Истребительного Командования начали проходить подготовку на таких аэродромах, как Биггин-Хилл и Кенли, получив новых командиров, вроде лучшего аса КВВС Малана. Чтобы летчикам было легче узнать его самолетов в воздухе, Бадер приказал написать на борту своего «Спитфайра» крупные буквы ДБ. Обрадованный Вудхолл немедленно окрестил его «Салагой»[4]. Он называл так Бадера на земле и в воздухе, и эта кличка намертво прилипла к нему, став официальным позывным. Бадер не возмущался, это его даже позабавило.

Вудхолл вместе с Бадером попытался заставить рабочих на взлетных полосах шевелиться побыстрее, но их пламенные речи были обращены к глухим. За следующую неделю они закрасили все те же несколько ярдов. Скоро должно было наступить полнолуние, и, судя по всему, Тангмеру опять могло крепко достаться. (Рабочие жили в нескольких милях от аэродрома, их это не волновало.) Вудхолл позвонил в Департамент общественных работ, однако местные чиновники оказались совершенно беспомощны. Найти главного, который мог бы повлиять на события, Вудхолл не сумел.

И вот однажды ночью Бадера разбудил ужасный треск. Он услышал за окном дикие крики, заметил мелькающие огни. Торопливо пристегнув протезы, он подошел к окну и увидел, что бомба попала в угол офицерского клуба, который горел. Над головой послышался гул моторов и треск пулеметов — немецкий летчик спикировал прямо на зарево пожара. Пока Бадер выбирался наружу, прибыла пожарная машина, и вскоре с огнем удалось справиться. Как ни странно, никто из находившихся в здании не пострадал. Летчики попрыгали из окон и поспешили укрыться в ближайших кустах. Героем этой ночи стал католический священник, который, нацепив каску, обошел весь горящий дом, разыскивая раненых. Поползли самые фантастические слухи. Немецкие пули со звоном били по его каске, а доблестные летчики-истребители прятались в окопах.

Но это была последняя капля. Бадер послал приглашение посетить Тангмер своему старому приятелю по гольфу — Генри Лонгхерсту. Лонгхерст еще не успел поступить в армию и все еще работал журналистом. Он все увидел собственными глазами и услышал рассказы очевидцев.

На следующей неделе в «Санди Экспресс» появилась ядовитая статья о том, как некоторые эскадрильи Королевских ВВС подвергаются опасности из-за нерасторопности гражданских служб, которые должны маскировать взлетные полосы.

Для офицера это было очень серьезным поступком. Бадер не стал давать делу обычный ход, а обратился напрямую к прессе, выставив напоказ грязное белье чиновников. Взбешенные чиновники пожелали выяснить, откуда журналист узнал все это, однако редактор «Санди Экспресс» наотрез отказался выдать источник информации. Тогда начались звонки Лонгхерсту, но тот просто не стал ни с кем разговаривать. Наконец чиновник спросил:

«Это произошло на аэродроме возле Оксфорда?»

Лонгхерст сразу поинтересовался:

«А что, там тоже творится это же?»

Чиновник поспешно бросил трубку. Но сложить два и два не слишком сложно, и вскоре заместитель министра авиации прибыл в Тангмер. Он дружески побеседовал с Вудхоллом и Бадером, а после чашечки кофе мягко сказал:

«А теперь перейдем к той причине, по которой я прибыл сюда. Своей статьей в „Санди Экспресс“ вы разворошили осиное гнездо. Министерству авиации это очень не понравилось».

Бадер, подавив закипающий гнев, сказал:

«Хорошо, сэр, можете предложить министерству авиации засунуть это самое гнездо себе в задницу. Эти взлетные полосы светят в ночи, словно фонари, привлекая к себе все немецкие бомбардировщики. Я лично пригласил Лонгхерста сюда и, черт бы вас побрал, попросил написать обо всем этом».

Заместитель министра даже онемел от такой резкой отповеди.

А Вудхолл добавил:

«Я совершенно согласен с Бадером. Я знал, что Лонгхерст собирается приехать, и сам попросил его осмотреть эти взлетные полосы. Я испытываю те же чувства, что и Бадер».

Заместителю министра оставалось только умыть руки, как Понтию Пилату.

«Ладно. Мне приказали разобраться с этим, что я и сделал».

Судя по всему, он был очень рад убраться из Тангмера.

Маскировка взлетных полос была завершена в ту же неделю, но за это время Бадер успел перебросить свои эскадрильи на соседние аэродромы. 610-я и 616-я эскадрильи отправились в Уэст-Хэмпнет, а 145-я — в Мерстон. Он провел кое-какие перестановки в своем авиакрыле. Он забрал из 242-й эскадрильи Краули- Миллинга и Иена Артура, чтобы сделать их командирами звеньев в 610-й и 145-й. Капитан Кен Холден из 616-й, огромный йоркширец, стал командиром 610-й эскадрильи. Он был ровесником Бадера, то есть на несколько лет старше остальных пилотов.

Бадер подыскал домик для себя и Тельмы в 5 милях от офицерского клуба. Домик располагался в маленьком уютном имении Бэй-Хаус. Тельма прибыла со всеми своими пожитками, прихватив заодно и свою сестру Джилл. Она пришла в совершенный восторг, так как это был ее первый собственный дом. По вечерам он превращался в клуб для пилотов Бадера, где они могли отдохнуть и расслабиться. Впрочем, сам Дуглас предпочитал спать в офицерской гостинице, чтобы не терять связи с подчиненными.

Фанатично увлеченного вопросами тактики Бадера все меньше устраивали устаревшие тройки истребителей, которые до сих пор оставались стандартным строем эскадрильи. Тяжелое наследие мирного времени, они были настолько неудобными для развертывания в бою, что после долгих колебаний он все- таки решил перейти к новой тактической единице — паре истребителей. Они должны были держаться рядом, чтобы каждый из пилотов мог контролировать хвост соседнего самолета, избавляя от необходимости вертеться как на иголках. Бадер начал эксперименты, прививая своему крылу новые привычки. Одновременно Бадер старался выяснить, как лучше располагать пары.

В качестве ведомого он часто брал долговязого Кокки Дандаса, который был так очарован его голосом во время Битвы за Англию. Бадер полагал, что за Дандасом, которому было всего 20 лет, следует приглядывать. Точно так же, как за другим пилотом 616-й эскадрильи Джонни Джонсоном, атлетичным, легко возбудимым юнцом. Он был несколько неуправляемым, и потому ему требовались хорошие вожжи, однако Джонсон был совершенно лишен страха и имел снайперский глаз [5].

Террористические ночные налеты Люфтваффе стали несколько слабее, и война как бы приостановилась, хотя пилоты 11-й группы знали, что это всего лишь передышка. Они постоянно гадали, что творится в лагере противника. В середине апреля Ли-Мэллори вызвал Бадера в свой штаб в Оксбридже. Прибыв, Бадер обнаружил, что там уже находятся Малан, Гарри Бродхерст, Бимиш, Келлерт и другие командиры. Они сидели в конференц-зале в креслах вокруг большого стола. Убедившись, что все в сборе, Ли-Мэллори начал:

«Джентльмены, мы кончили зализывать свои раны. Теперь мы намерены перейти в наступление. В течение года мы вели отчаянные бои. Пора дать им сдачи».

Он много времени уделил вопросам тактики. Идея заключалась в том, чтобы послать бомбардировщики через Ла-Манш в сопровождении множества истребителей. Это вынудит немцев взлететь и принять бой.

Утром 17 апреля в Тангмер прибыла портянка длиной в целый ярд, озаглавленная «Секретный оперативный приказ. Цирк № 1». Ниже следовало множество подзаголовков: «Цели», «Бомбардировщики», «Рандеву», «Крыло сопровождения», «Крыло прикрытия», «Крыло поддержки», «Арьергардное крыло» с указанием высот, скоростей и ориентиров на картах.

Во второй половине дня около 100 «Спитфайров» взлетели, чтобы сопровождать 12 «Бленхеймов»,