вольтеровские кресла из красной кожи. Пока у меня не было оснований быть недовольным новым жилищем.
Не успел я захлопнуть входную дверь и ступить на мягкий турецкий ковер, как послышался звук сдержанных шагов и из-за драпировки в конце вестибюля появился человек. Это был спокойный, приятный малый лет сорока пяти, с живым, чисто выбритым лицом и начинающейся сединой. Одет он был, как полагается английскому лакею.
»Это Мильфорд», — подумал я.
Я снял шляпу, так что свет упал на мое лицо.
— Есть письма? — спросил я свободно.
Я хорошо следил за ним, пока говорил, стараясь уловить малейший признак удивления или иной знак, указывающий на то, что он заметил нечто необычайное в моей наружности. Но он совершенно просто подошел ко мне и снял с меня пальто и шляпу.
— Были письма с последней почтой, сэр, я их отнес в кабинет.
— Спасибо, — и я направился к лестнице.
— Вам угодно сейчас бренди и содовую, сэр?
У меня не было ни малейшего желания пить бренди, так как я слишком много выпил в «Милане», но, по-видимому, Норскотт имел обыкновение каждый вечер пить этот напиток, и я счел необходимым не изменять этой привычке.
— Хорошо, подайте наверх!..
Я поднялся по широкой лестнице, покрытой таким же роскошным ковром, как в вестибюле, прошел площадку и открыл дверь в комнату, отмеченную Норскоттом как мой кабинет. Выключатель находился внутри комнаты и, повернув его, я залил ее мягким, обильным светом ламп, скрытых где-то за карнизом. Это была большая, богато меблированная комната. Каковы бы ни были недостатки Норскотта, нельзя сказать, что пренебрежение своим комфортом относилось к их числу. Начиная с резных дубовых книжных полок и больших вольтеровских кресел и кончая двумя-тремя маленькими кабинетными лампами, стоящими на разных столах, здесь было все, чего может требовать роскошь и придумать находчивый ум человека.
Послышался стук в дверь, и вошел Мильфорд с подносом, на котором стояли графин, сифон и стакан. Он поставил поднос на столик у камина и удалился так же бесшумно, как вошел.
В другом конце комнаты стояло красивое дубовое бюро, за которым Норскотт, вероятно, вел свою деловую и личную корреспонденцию. Я подошел к нему и сел.
До сих пор все шло поразительно гладко. Чувство дикой радости, вызванное новизной положения, наполняло все мое существо. Мне хотелось разразиться громким смехом. Но мысль о том, что сейчас может войти Мильфорд, помешала мне осуществить мое желание. Вынув записную книжку Норскотта и открыв ее на той странице, где были записаны неотложные дела, я стал ее просматривать. В то же время моя левая рука бессознательно играла серебряным зеркальцем, стоявшим на краю стола.
Едва слышный звук привлек мое внимание. Звук был такой слабый, что только мой чрезвычайно острый слух мог его уловить. Я взглянул в зеркало, не делая ни одного движения.
Длинная портьера, скрывающая нишу около камина, слегка отодвигалась в сторону. Все мускулы мои напряглись, пока я следил за происходящим, и сердце билось сильно и быстро.
Вдруг, к моему великому удивлению, в комнату бесшумно вошла молодая девушка. Она была бледна. Спущенные поля шляпы наполовину скрывали ее лицо, но даже в зеркале я мог заметить, что она поразительно хороша. Она на миг остановилась, а затем очень осторожно вынула из-под длинного плаща маленький револьвер и прицелилась мне прямо в затылок.
ГЛАВА IV
Я, очевидно, упал в тот самый момент, когда она выстрелила. Звука не последовало, но я почувствовал колебание воздуха от сильного взрыва. Пуля вошла в доску бюро, как раз на той линии, где секунду назад находилась моя голова.
Это было проделано весьма ловко, но я совсем не жаждал повторения. Вмиг я перебежал комнату и схватил девушку за руку. Она и не пыталась сопротивляться. Она выронила револьвер, как только я до нее дотронулся, и стояла передо мной с широко раскрытыми, полными ужаса глазами. Свободной рукой я поднял оружие: это был воздушный пистолет, которым можно с расстояния в двадцать ярдов убить человека. Пистолет я положил в карман и, выпустив руку девушки, отошел на несколько шагов. — Не угодно ли присесть? — сказал я любезно. На мое предложение она реагировала совершенно неожиданно: с тихим стоном закрыла руками лицо и, покачнувшись, мягко упала на пол.
»Вот это уж скверная история», — подумал я. Все же я не мог ее так оставить, нагнулся, поднял и на руках отнес на диван.
До сих пор действие разыгрывалось так быстро, что у меня не было времени на размышление. Но тут вдруг мне пришло в голову, что лучше запереть дверь, на тот случай, если Мильфорд или кто другой из прислуги услышал выстрел. Я подошел к двери, повернул ключ в замочной скважине и вернулся к тому месту, где лежала моя нежданная гостья.
Первое впечатление от нее в зеркале было не совсем точно. Большая разница существует между миловидностью и красотой, а девушка, лежавшая на диване, была прекрасна, как греческая статуя.
Мой жизненный опыт был достаточно разнообразен, но данное положение казалось из ряда вон выходящим. Я решил, что прежде всего нужно привести девушку в сознание. Налив немного бренди в стакан, я приподнял ее и влил несколько капель сквозь ее сжатые зубы. Крепкий напиток оказал почти мгновенное действие. Легкая краска появилась у нее на лице и, глубоко вздохнув, она открыла глаза.
Когда она увидела, что я ее поддерживаю, она сильно вздрогнула и откинулась назад на диван. Нельзя сказать, что это было особенно лестно для меня, но я решил не обращать внимания.
— Надеюсь, вам теперь лучше? — спросил я с ободряющей улыбкой.
В ответ она взглянула на меня с такой ненавистью и презрением, что я инстинктивно встал с дивана.
— Ну, — сказала она, — что же вы не звоните и не передаете меня полиции?
Она говорила низким, страстным голосом, с легким иностранным акцентом.
Я посмотрел в упор в ее возмущенные глаза. — Я принципиально против полиции. Кроме того, я не знаю, что ей тут делать. В конце концов вы только испортили бюро!
Не успела она ответить, как послышались шаги на площадке, а затем кто-то тихо постучал в дверь.
— Кто там?! — вскрикнул я.
Из-за дверей раздался извиняющийся голос Мильфорда.
— Это я, сэр. Мне послышалось, что в вашей комнате что-то упало. Я пришел посмотреть, не могу ли быть полезен.
Сперва я колебался, затем подошел к двери и открыл ее так, чтобы он не мог видеть происходящего в комнате.
— Спасибо, Мильфорд, это пустяки. Я чинил воздушный пистолет, курок неожиданно спустился и попорчена доска бюро. Вы посмотрите ее завтра утром. Кстати, был здесь кто- нибудь в мое отсутствие?
— Никак нет, сэр.
— Возможно, что я выйду опустить письмо, — прибавил я, — так что, если