Следователь Кертис быстро овладел своим минутным волнением.

— Где его арестовали? — спросил он резко, осматривая меня с интересом.

— На Парк-Лэйн. Я как раз наводил справки, когда мистер Бертон подъехал на автомобиле вместе с другим спутником. Мне не оказали никакого сопротивления.

Следователь Кертис кивнул головой; встав на ноги, он перешел через комнату к целому ряду небольших отделений, и, вынув из одного из них какую-то официальную бумагу, сказал:

— Я прочту вам ваш обвинительный акт.

Боюсь, что мне сейчас с точностью не восстановить содержания этого внушительного документа. Коротко говоря, меня обвинили в преднамеренном убийстве Стюарта Норскотта, совершенном в ночь на 5 сентября, в доме, называемом «Бакстерс Рентс» , на Ист- стрит, в Стэпни. Нечего и говорить, что, несмотря на мою сонливость, я слушал чтение обвинительного акта с величайшим вниманием.

— Очень вам благодарен, — сказал я, когда он закончил. И тут же, весьма неуместно, зевнул, не имея сил дольше сдерживаться.

— Простите великодушно, — вырвалось у меня, — это было очень интересно, но, откровенно говоря, я так хочу спать, что еле держусь на ногах.

Оба улыбнулись.

— Вы сейчас же можете лечь, если хотите, — сказал следователь Кертис, складывая документ. — Вы можете также сообщаться с вашим поверенным и вообще с кем пожелаете.

Я покачал головой.

— Кровать — это все, что я сейчас хочу. Завтра утром я успею написать кому надо.

— В таком случае пойдемте со мной, — пригласил следователь Нейль.

Он повел меня по длинному коридору в небольшую, просто обставленную комнату, в окне которой красовались толстые железные прутья. Но там стояла кровать, и простыни показались мне чистыми. При моей сонливости в данный момент этого было более чем достаточно.

— Завтра вы можете послать за своими вещами, а теперь я должен вас обыскать. Согласно правилам мы обязаны обыскивать всех арестованных.

Я поднял руки, и, быстро обшарив ловкими пальцами все мои карманы, он вынул их содержимое.

— Все это будет спрятано и вам возвращено. Спокойной ночи.

Я так устал, что через пять минут после ухода следователя уже спал глубоким сном. Если верить, что жить стоит исключительно ради новизны ощущений, — я не имел никакого повода жаловаться на свою жизнь; я проснулся наутро в полицейской камере, меня обвиняли в убийстве, и у моей кровати стоял следователь Нейль с чемоданом в руках. Это был тот самый чемодан, что я привез из Вудфорда.

— Вот ваши вещи. Сегодня утром я посылал за ними на Парк-Лэйн.

— Вы удивительно любезны, господин следователь, — ответил я. — Теперь я могу надеяться на вас, когда буду сидеть на скамье подсудимых!

Он усмехнулся.

— В одиннадцать часов вас поведут к судье. Все ваши письма будут тотчас же доставлены по назначению, если только они соответствуют правилам тюремной цензуры. Вместе с завтраком вам принесут бумагу и конверты.

Как раз во время завтрака меня внезапно осенила счастливая мысль написать письмо лорду Ламмерсфильду. Все время я ломал себе голову, не зная, с чего лучше начать и какого направления держаться. Наконец я взял лист почтовой бумаги, принесенный мне полицейским, и написал следующее письмо:

«Полицейский участок, Боунд-стрит. Четверг.

Дорогой лорд Ламмерсфильд.

В последний раз, когда я имел удовольствие встретить вас на балу у Сангетта, вы были так любезны, что предложили мне свою помощь, если мне случится попасть в тюрьму. При чтении моего настоящего адреса, вы убедитесь, что я достиг этого положения с неожиданной быстротой. Не знаю, известно ли обществу о том интересном преступлении, в котором меня обвиняют; но могу уверить вас, что я пользуюсь в данный момент совершенно незаслуженной славой. Если вы можете мне уделить полчаса в течение дня, то буду весьма обязан вам за добрый совет. В ответ на вашу любезность могу вам обещать очень занимательный рассказ, способный наверняка рассеять гнетущую скуку, царящую в министерстве внутренних дел, на которую вы так жаловались в наше последнее свидание.

Преданныйвам

Стюарт Норскотт».

Насколько я знал лорда Ламмерсфильда, я был совершенно уверен, что это письмо приведет его в мою камеру. Побочные обстоятельства предъявленного мне обвинения были так необыкновенны, и его собственные дела были так близко связаны с моими, что он уже, наверно, сгорал от нетерпения узнать все подробности моего дела, если только ему было о нем доложено.

Я уже писал адрес на конверте, когда в камеру вошел следователь Нейль.

— Вот это для вас, господин следователь, — сказал я, передавая ему письмо. — Это единственное письмо, которое я пока написал, но я был бы вам очень обязан, если бы вы немедленно доставили его по адресу.

Бросив любопытный взгляд на адрес, он, видимо, проникся уважением ко мне, сейчас же взял письмо и вышел. Он скоро возвратился и заявил:

— Пришел ваш вчерашний приятель, мистер Логан. Если хотите, можете его видеть.

Минуту спустя полицейский ввел в камеру моего друга, и нас оставили одних. Билли уселся на угол стола, засунул руки в карманы и сказал:

— Да, нечего сказать, в грязную историю мы попали! Нас, кажется, подслушивают, — прибавил он, оглянувшись на дверь.

— Очевидно, — ответил я. — Но это ничего не значит. Что бы ни случилось, я теперь поступлю, как

Джордж Вашингтон. Раз Норскотт умер, дело наше кончено.

Он согласился со мной.

— Конечно, так. Теперь остается только очистить себя от всяких подозрений. Вам придется пригласить сюда юриста или адвоката, что ли, — не знаю, как они там называются, — чтобы он устроил все как следует…

— Я написал Ламмерсфильду и просил его прийти. Я подожду его, так как хочу услышать его мнение прежде, чем начать действовать.

— Превосходная мысль! — одобрил Билли. — Вы думаете, что он придет?

— Я так полагаю.

— Не слышали ли вы чего-нибудь новенького относительно убийства? — спросил он, помолчав. — Кто это, черт возьми, укокошил Прадо, и каким образом полиция напала на ваш след?

— Думаю, что это дело Да-Коста, — ответил я, — но мы скоро еще кое-что узнаем. Около одиннадцати я буду у судьи.

— Около одиннадцати? — переспросил Билли, взглянув на часы, — в таком случае мне пора идти. Я обещал вашей девице повести ее в суд.

— Мерчии! — воскликнул я. — Разве она знает?