историю. Именно поэтому в Уставе Комиссии 1923 года ничего не говорится о политических преступлениях.

В ныне действующем Уставе Интерпола, принятом в 1965 году, подчеркивается (и мы в дальнейшем увидим, что это создало большие проблемы!): «Организации категорически запрещается вмешиваться в деятельность (или вести ее) политического, военного, религиозного или расового характера». Популярный среди высших чиновников миф, усердно культивируемый ими после Второй мировой войны, состоит в том, что, мол, Комиссии всегда, с момента ее создания, предъявлялись те же самые требования. Но так ли это верно?

Да, подтверждает Марсель Сико, Генеральный секретарь с 1951 по 1963 год, в своих мемуарах «За стенами Интерпола» «Устав Комиссии запрещал этой организации заниматься политическими проблемами». А сэр Рональд Хоув в своих мемуарах даже воспроизводит Устав 1923 года. В его переводе текст соответствующего параграфа Устава выглядит следующим образом: «Задача организации… — создание и развитие институтов, содействующих эффективной борьбе с обычной преступностью». В действительности же этот параграф гласит, что Комиссия обязуется делать все необходимое, чтобы «способствовать борьбе с преступниками». И нет никаких ограничений по видам преступлений. Да и выражение «обычное преступление» — или что-либо ему подобное — ни разу не упоминается во всех десяти статьях Устава.

Реальность же такова, что Шобер, многоопытный полицейский и политик, 'сознательно выбрал неопределенную, невразумительную позицию. Он без обиняков заявил конгрессу 1923 года: «Задача состоит в том, что мы стремимся (создавая Комиссию) избежать каких-либо политических целей. Это попытка решать вопрос цивилизованным методом, ибо наши усилия направлены только против общего врага всего человеческого общества — нарушителя уголовного кодекса».

Но Шобер, эта хитрая, мудрая лиса, проложившая свою дорогу через куманику и чертополох подпольного мира Центральной Европы, не собирался связывать себе руки, включая это ограничение в Устав. Профессор Малькольм Андерсон свидетельствует: «Стойкие Polizeistaat»[13] традиции в Австрии и отколовшихся государствах поддерживали веру в то, что полицейское сотрудничество способствует поддержанию политической стабильности в Центральной Европе». Шоберу и его новорожденной организации было необходимо как можно больше свободы действий.

Он остался в памяти не только как основатель Интерпола и его первый президент: бронзовый бюст его удостоен чести стоять справа от входа в нынешнюю штаб-квартиру в Лионе. В жизни он был фигурой куда более значительной, чем просто полицейский, хотя и высокого ранга.

После его смерти лондонская «Таймс» писала, что он «занимал видное место в австрийской политике со времени падения двойной монархии (старой империи)». Будучи президентом стоящей якобы вне политики Комиссии он во второй раз стал канцлером своей страны (1929–1930), а затем — членом австрийского парламента, вице-канцлером (с декабря 1930 по февраль 1932 года) и министром иностранных дел.

При таком человеческом типе и всей структуре организации, с которой Шобер был связан, само собой подразумевалось, что роль полиции состояла в поддержании установившегося порядка среди политического и экономического хаоса послевоенной Европы. И в конце концов именно шеф венской полиции в июле 1927 года отдал своим подчиненным приказ стрелять в озлобленную толпу демонстрантов-социалистов, собравшихся у Дворца юстиции. В этой акции было убито 86 мужчин, женщин и детей. «Социалистические газеты назвали его жестоким убийцей, а процессии рабочих несли его чучело, раскачивающееся на виселице», — писал позднее автор его некролога в «Таймс». «Из всех сущих Шобер — самая большая сволочь», — так отзывался о нем один из оставшихся в живых участников тех событий. Разговор происходил в Лондоне в 1991 году, но в его голосе все еще звучала горечь.

Никто и не ждал от Комиссии Шобера иного, кроме поддержки существующего режима. Не вступал в организацию Советский Союз: коммунисты знали, что «аполитичная» Комиссия так же пристрастна, как и их собственная милиция, просто она поддерживает другую сторону.

Факт остается фактом: в Комиссии были рады помочь в расследовании дела, которое легко характеризовалось как «политическое преступление». И многие, возможно, скажут: «А почему бы и нет?»

Не легко отыскать примеры из истории 20–30-х годов: документов очень мало, а Комиссия, как мы это видели в предыдущей главе, в основном занималась ненасильственными преступлениями.

Но вот неопровержимый пример из практики при жизни самого Шобера.

В новогоднюю ночь 1931 года примерно в 18 милях от Вены был поврежден участок железной дороги. Только чудом никто серьезно не пострадал. Спустя месяц в другом месте Австрийской железной дороги кто-то положил бревна, в результате первые вагоны поезда сошли с рельсов. Было несколько раненых, но никто не погиб. В апреле 1931 года в 30 милях от Берлина сошел с рельсов товарный поезд. Причина — сработали два взрывных устройства. И вновь обошлось без жертв. Но преступники не угомонились: в сентябре 1931 года они подорвали экспресс из Вены в 25 милях от столицы Венгрии Будапешта. И добились своего: многие были ранены, более двадцати — погибло.

У полиции всех трех стран — Австрии, Германии и Венгрии — не было никаких намеков на личность преступников. Очевидно одно — здесь замешаны не «обычные преступники». Мотивы могли быть только политическими. Никто не заявил железнодорожным властям: «Выплатите нам столько-то миллионов, иначе будем и дальше нападать на ваши поезда!»

И без колебаний все три полицейские организации сотрудничали через Международное бюро в Вене. Им не помешали политические нюансы.

Наконец кое-что прояснилось. В полицию Будапешта пришел Сильвестр Матушка, венгр, проживающий в Вене. Он заявил, что в этот день был пассажиром поезда Вена — Будапешт и потерял свой багаж. Нет ли возможности получить его?

Невероятно глупый шаг с его стороны, ибо он оказался одним из участников террористических актов на железной дороге.

Его обыскали. Этот претенциозно одетый, небольшого роста субъект носил в кармане куртки маленькую одежную щетку. На ней остались следы той самой взрывчатки, которая использовалась при подрыве поезда.

Вооруженные детальной информацией от германских и австрийских коллег, поступавшей через Комиссию, полицейские Будапешта допрашивали его несколько дней, пока он в конце концов не признался.

Зачем же он убил столько невинных людей? Коммунист-фанатик, ненавидевший все капиталистические правительства, он хотел доказать, что они не в состоянии защитить своих сограждан.

С падением в ноябре 1918 года империи Габсбургов значительная часть населения Австрии желала воссоединиться с новой Германской республикой. Но это запрещалось Версальским и Сен-Жерменским мирными договорами.

Однако в 20-е и последующие годы в обеих странах продолжалась активная кампания за включение Австрии в состав Германского рейха.

Иоганн Шобер, первый президент Интерпола, продолжал свою «неполитическую» деятельность: в качестве вице-канцлера Австрии и министра иностранных дел в марте 1931 года он договорился с германским министром иностранных дел об установлении Таможенного союза между двумя странами. Это могло стать первым шагом к всеобъемлющему политическому союзу. Франция и ее европейские союзники немедленно выразили протест. Шобер был уязвлен и унижен: ему пришлось публично признать свою вину на заседании Лиги Наций в Сентябре того же года.

С момента прихода к власти правительства Гитлера давление с целью создания союза неизмеримо возросло. В июне 1934 года австрийские нацисты предприняли попытку свергнуть австрийское правительство. Путч завершился неудачей. Но в ходе этой акции был смертельно ранен федеральный канцлер Э. Дольфус. Он умер от потери крови на диване в своем кабинете в здании правительства. Независимость страны была обречена на гибель. Аншлюс Австрии Германией становился вопросом времени.

В сложившейся обстановке Генеральная ассамблея Комиссии, собравшаяся в Вене в сентябре 1934