Но я мучил себя. Как и в каждый мой День рождения.

— Извини.

Мама не позволила мне говорить об этом. Она знает, что я ничего не слушаю и начинаю часто дышать. Она закрыла мне рот и вытерла слёзы. Я успокоился и смог спуститься к столу. Успокоился и был рад приезду брата. И обед не был сухим. Потом мы вышли на улицу, чтобы поучаствовать в луминарии — это когда все соседи наполняют коричневые бумажные пакеты песком и раскладывают по обеим сторонам улицы. Потом в песок каждого пакета мы кладём по свече, и, когда зажигаем эти свечи, улица превращается в «посадочную полосу» для Санта Клауса. Мне нравится каждый год участвовать в луминарии, потому что это очень красивая традиция и отличный способ отвлечься от моего Дня рождения. От семьи я получил очень милые подарки. Сестра всё ещё злилась на меня, но всё равно подарила мне запись с песнями The Smiths. От брата я получил постер с автографами всех членов футбольной команды. Папа подарил мне несколько дисков, которые ему посоветовала купить сестра. А мама — несколько книг, которые нравились ей в детстве. Одной из них была «Над пропастью во ржи».

Я начал читать подаренную мамой книгу с того места, на котором остановился в книге Билла. Это отвлекло меня от мыслей о моём Дне рождения. Я думал только о том, что скоро мне предстоит сдавать тест на водительские права. Об этом было очень приятно думать. Потом я подумал об уроках вождения в прошедшем семестре.

Мистер Смит, коротышка, от которого забавно пахнет, не разрешал нам включать радио во время движения. Ещё там были два второкурсника, парень и девушка. Когда была моя очередь водить, они потихоньку касались коленок друг друга, так, чтобы никто не видел. И там был я. Жаль, мне почти нечего рассказать об уроках вождения. Конечно, нам показывали фильмы о гибели на дороге. И, конечно, полицейские приходили и беседовали с нами. Да, было здорово получить права ученика, но мама с папой не разрешали мне водить, пока не будет надобности, потому что страховка очень дорогая. А я бы не мог попросить Сэм сесть за руль её пикапа. Просто не мог бы.

Это и успокаивало меня вечером моего Дня рождения.

Следующее утро Рождества началось отлично. Папе очень понравилась кассета с «M*A*S*H», и это обрадовало меня, особенно когда он тоже стал рассказывать о том вечере, когда мы его смотрели. Он опустил тот момент, когда плакал, но подмигнул мне, и я понял, что он всё помнит. Даже двухчасовая поездка в Огайо была неплохой первые полчаса, хоть я и сидел на неровном заднем сиденье, потому что папа задавал вопросы про колледж, и брат отвечал. Он встречается с черлидершей, которая танцует во время футбольных матчей в колледже. Её зовут Келли. Папу это очень заинтересовало. Сестра отметила, что черлидинг — это глупое занятие, пропагандирующее сексизм, и брат сказал ей заткнуться. Специальностью Келли была философия. Я спросил брата, красивая ли она.

— Невероятно сексуальная.

Сестра начала разглагольствовать, что внешний вид девушки — не самое главное. Я согласился, но брат назвал мою сестру стервой-лесбиянкой. Мама сказала брату не выражаться в моём присутствии, что, вообще-то, странно, потому что у меня, возможно, единственного из семьи есть друг-гей. Во всяком случае, я единственный, кто об этом рассказывает. Я не уверен. Не обращая внимания, папа спросил, как мой брат познакомился с Келли.

Они встретились в ресторане «Йе Олде Колледж Инн», или как там он называется, в университете Пенсильвании. Кажется, они готовят знаменитый десерт «липучки на гриле». Так или иначе, Келли была там со своей подругой из женского клуба, и они уже уходили, как вдруг она уронила книгу прямо перед моим братом и не заметила этого. Брат сказал, что, хотя Келли это отрицает, он думает, что она специально уронила книгу. На деревьях распускались листья, когда он нагнал её у игровых автоматов. По крайней мере, он это так описал. Остаток дня они провели, играя в такие старые игры, как «Донки Конг», и предаваясь ностальгии, что я нахожу грустным и милым. Я спросил брата, пьёт ли Келли какао.

— Ты что, под кайфом?

И снова мама попросила брата не выражаться в моём присутствии, что, опять же, странно, потому что, думаю, я единственный из всей семьи, кто когда-либо был под кайфом. Может, брат тоже был. Я не уверен. Но точно не сестра. Хотя, опять же, вся моя семья могла быть под кайфом, просто мы не рассказываем друг другу об этом.

Следующие десять минут сестра осуждала греческую систему братств и женских организаций. Она рассказывала, как подшучивали над новичками, и потом они умирали. Потом она рассказала историю о том, что она слышала, как в одной женской организации новеньких девочек заставляли стоять в нижнем белье, в то время как их жир обводили красными маркерами. На этом с моего брата стало довольно.

— Что за херня?!

Я до сих пор не могу поверить, что брат ругнулся в машине и мама с папой ему ничего не сказали. Наверное, это нормально, потому что он уже в колледже. Но сестру это слово не смутило. Она продолжала:

— Никакая не херня, я сама это слышала.

— Следите за языком, юная леди, — сказал отец с переднего сиденья.

— Неужели? И где ты это слышала? — спросил брат.

— Передавали по Национальному Общественному Радио, — сказала сестра.

— О, Боже, — брат издал смешок.

— Я сама слышала.

Мама с папой выглядели так, будто смотрели теннис через лобовое стекло, потому что их головы поворачивались туда-сюда. Они ничего не говорили. Не оглядывались назад. Следует заметить, что папа медленно начал увеличивать звук рождественской музыки по радио, пока она не стала оглушающей.

— Да у тебя дерьмо вместо мозгов. Что ты вообще можешь знать? Ты ни разу не была в колледже. С Келли ничего такого не делали.

— Ну конечно… так она тебе и расскажет.

— Да… расскажет. У нас нет секретов друг от друга.

— А ты у нас такой доверчивый маленький мальчик.

Я хотел, чтобы они перестали ругаться, потому что я начинал расстраиваться, так что задал ещё один вопрос.

— А вы болтаете о книгах и проблемах?

— Спасибо за вопрос, Чарли. Да. Собственно говоря, болтаем. Любимая книга Келли — «Уолден» Генри Дэвида Торо. И, кстати, Келли сказала, что её исключительная динамика близка к нашему времени.

— О-о-о, великие слова.

Никто не закатывает глаза лучше моей сестры.

— Прошу прощения, тебя кто-то спрашивал? Видишь ли, я рассказываю своему младшему брату о своей девушке. Келли надеется, что хороший кандидат Демократической партии бросит вызов Джорджу Бушу. Она надеется, что в таком случае эта эра наконец пройдёт. Точно. Та самая эра, на которую ты всё время жалуешься. Даже черлидеры думают о таких вещах. И вместе с тем у них получается весело проводить время.

Сестра сложила руки на груди и стала посвистывать. Но брат уже слишком разошёлся, чтобы остановиться. Я заметил, что шея папы раскраснелась.

— Но вы не только этим отличаетесь. Видишь ли… Келли так поддерживает женские права, что никогда не позволит парню себя ударить. Чего нельзя сказать о тебе.

Клянусь, мы чуть не погибли. Папа так резко вдавил по тормозам, что брат чуть ли не перелетел через кресло. Когда запах шин начал пропадать, папа глубоко вздохнул и обернулся. Сначала он повернулся к моему брату. Он не сказал ни слова, просто уставился на него.

Брат смотрел на отца, как пойманный моими кузенами олень. После долгих двух секунд он повернулся к моей сестре. Думаю, он сожалел о том, что сказал, судя по его тону.

— Извини. Ладно? Правда. Ну ладно тебе, не плачь.

Сестра так сильно плакала, что даже страшно стало. Потом папа повернулся к сестре. Опять же, он ни слова не сказал. Только щёлкнул пальцами, чтобы отвлечь её от слёз. Она посмотрела на него. Сначала она замешкалась, потому что взгляд отца был серьёзным. Но потом посмотрела вниз, пожала плечами и