– И ты спустился вниз, поднял меня с постели только для того, чтобы сказать это?

– Нет, но уж коль скоро я здесь… – Райли пожал плечами. – Действие анестезии кончилось.

Ее враждебность сразу прошла и сменилась сочувствием.

– Сильно болит? – с участием спросила она.

– Адски.

– Врач сказал, что так и должно быть, когда кончится действие уколов. Он дал мне обезболивающие пилюли для тебя… пойду принесу, они остались на кухне, в моей сумочке.

Брин направилась было в кухню, но Райли остановил ее, схватив за руку.

– Мне не нужны пилюли.

– Но если рука болит…

– Лучше я глотну бренди, оно притупит боль, но не свалит меня с ног. Выпьешь со мной?

Все еще сжимая запястье Брин, Райли потянул ее через комнату к бару. Она кротко последовала за ним. Поздний час придавал всему происходящему какой-то сюрреалистический оттенок. Неужели они действительно расхаживают среди ночи по этой экстравагантно декорированной гостиной вдвоем, босые и практически раздетые? Это казалось невероятным, но тем не менее все так и было.

Райли посадил Брин на табурет, а сам обошел вокруг стойки бара. Недолгие поиски увенчались успехом, он обнаружил даже не один, а два сорта бренди. Выбрав более дорогую марку, плеснул себе в стакан щедрую порцию.

– Мне не надо, – сказала Брин, зацепившись ступнями за нижний обод табурета.

– Может, налить тебе ликера? Я тут нашел бутылку «Бейлиз», помнится, ты его любишь.

– Ничего не нужно.

– Тогда за твое здоровье.

Обжигающая жидкость согрела горло, желудок, по груди и животу разлилось приятное тепло. Райли закрыл глаза. Лицо у него осунулось, кожа вокруг плотно сжатых губ побелела.

Брин осторожно тронула забинтованную руку:

– Что, очень сильно болит, да?

– Все нормально, – бросил Райли. В его голосе прозвучали нотки чисто мужского пренебрежения к боли, которое всегда сводит женщин с ума.

– Почему ты не хочешь признаться, что тебе больно?

– А зачем скулить?

– Затем, что человек, которому плохо, вправе рассчитывать на сочувствие. Это нормально и вполне естественно.

– К женщинам это тоже относится?

– Конечно.

Райли рассмеялся.

– Не понимаю, что тебя так развеселило?

– Теперь я понял, почему, когда тебе бывало плохо в некоторые дни, ты всегда ложилась в постель.

– Да, это очень больно, – сказала Брин, оправдываясь. – Посмотрела бы я на тебя, если бы тебе пришлось терпеть такое хоть один день в жизни.

Райли потрепал ее по щеке.

– Я знаю, что это больно. – Он погладил большим пальцем ее нижнюю губу. – Но, кажется, мы нашли против этого отличное лекарство, не так ли?

Брин судорожно сглотнула и опустила глаза. Она беспокойно заерзала на табурете.

– И наш метод помогал в сто раз лучше любой таблетки, – добавил Райли охрипшим голосом.

– Не помню.

– Помнишь, помнишь.

– Откуда ты знаешь, что я помню, а что нет? – взвилась Брин.

Взгляд Райли скользнул по ее шее и остановился на груди, обтянутой футболкой. Брин проследила направление его взгляда, но могла бы и не делать этого. Она и так знала, что Райли имел в виду: ее выдавали напрягшиеся соски, бесстыдно выступающие сквозь тонкую ткань.

Она слезла с табурета и быстро сказала:

– Забирай свое бренди и иди наверх, а я отправляюсь спать.

Брин вернулась к кушетке и принялась демонстративно взбивать подушку. В этом не было необходимости, но должна же она была хоть чем-то заняться, чтобы не смотреть на Райли и не встречаться с его понимающим взглядом.

Она улеглась и натянула на себя плед до самого подбородка, потом повернулась на бок и сделала вид, что спит. Пружины кушетки прогнулись под весом Райли: он присел в ногах у Брин. Брин не открыла глаза,