И когда сознание собственной глупости стало невыносимым, она упала на грудь Тая. Он успел подхватить на руки ее ослабевшее тело и, пока она лила слезы, оставлявшие на щеках мутные, темные следы туши, отнес ее в гостиную и вместе с ней уселся в кресло.

Так он сидел и ласково гладил ее по голове, позволяя как следует выплакаться. Его терпение оказалось неистощимым.

И только когда Санни совсем успокоилась, он приподнял ее подбородок и взглянул в лицо. Потом стал вытирать ладонью со щек следы краски и слез.

– Ну как, тебе лучше? Все еще прижимаясь к его широкой груди, она благодарно кивнула, шмыгнув носом.

– Санни, он не стоит твоих слез. Смахнув с ресниц задержавшуюся слезинку, она прошептала:

– Я знаю…

– Знаешь? Тогда…

– Я плакала не из-за Дона. Я оплакивала потерянные три года жизни…

Сочувственное выражение его глаз сменилось недоумением.

– Что ты хочешь этим сказать? Глядя на его сильную шею, туда, где бился пульс, Санни медленно проговорила:

– Целых три года я сожалела о том, что, возможно, было моей самой большой удачей в жизни. Я должна быть благодарна Дону и Гретхен за то, что они невольно помешали мне совершить ужасную ошибку.

Придерживая ее на своих коленях одной рукой, другой Тай осторожно нащупывал в ее густых волосах шпильки и, вынимая их одну за другой, любовался локонами, падавшими на ее обнаженные плечи.

– Дону была нужна женщина, которая по-матерински нянчилась бы с ним, посвятив этому всю свою жизнь и отбросив собственные устремления. Теперь я это так хорошо понимаю, – тихо закончила Санни.

– Ему была нужна обыкновенная домохозяйка, и ничего больше, – мягко сказал он, окидывая взглядом чувственную, горячую золотоволосую женщину, сидевшую у него на коленях. Заметив ее ножной браслет, он улыбнулся:

– Такая роль не для тебя.

– Выйди я тогда за него замуж, он заставил бы меня заниматься только его особой и забыть о собственной карьере.

– А как насчет заботы о тебе?

– Без этого я вполне сумела бы прожить.

– Но почему?

Понимая, что своими вопросами он хотел помочь ей разобраться в своей душе, Санни тихо ответила:

– Потому что боялась снова испытать боль.

– Боль?

– Скорее, разочарование.

– Это, мне кажется, ближе к истине, – мягко улыбнулся он.

Улыбнувшись в ответ, она положила голову ему на плечо, и некоторое время они сидели молча, умиротворенные, не двигаясь, наслаждаясь покоем и душевным единением.

– Тай?

– Да?

– Я сижу у тебя на коленях… Это и есть живое воплощение моей мечты, помнишь?

Помедлив секунду, он посмотрел ей в лицо и тихо спросил:

– А еще какие у тебя бывают фантазии? Никогда еще его губы не были столь теплыми и мягкими, как теперь, когда он стал нежно ее целовать. Ее губы раскрылись навстречу его нетерпеливому языку.

Комнату заливал сиреневый сумеречный свет, пробивавшийся через зашторенные окна и открытую настежь дверь. Вечерний влажный воздух был напоен сладкими летними ароматами. Выползая из убежищ, ночные насекомые и животные издавали едва слышные шорохи и попискивание, в ветвях деревьев перекликались ночные птицы… А в гостиной слышно было лишь прерывистое дыхание любовников да шуршание чулок на ногах Санни, когда она попыталась еще удобнее устроиться на коленях у Тая.

– Санни… Санни… – тихо стонал он, с ее помощью вынимая из воротника и рукавов ониксовые запонки и складывая их рядом со шпильками на столе.

Поцелуи становились все жарче, все откровеннее. Пока рука Санни осторожно бродила в зарослях курчавых волос на его груди, отыскивая твердый сосок. Тай гладил ее шею. Затем рука его скользнула на ее округлую грудь, прикрытую шелковой комбинацией. От его ласки шелк задвигался, доставляя ей чувственное наслаждение. Даже шелест шелковой ткани звучал эротично. Дыхание Санни стало прерывистым и поверхностным.

– Тай…

– Что, дорогая?

– На этот раз ты не бросишь меня?

– Ни за что, даже не надейся… Она стала покрывать поцелуями его шею от самого подбородка до