10
– После этого отправим его на юго-восток выступить перед студентами Техасского технологического института. – Пока Джек расписывал невестке план предстоящей поездки Тейта, ему пришла в голову свежая мысль. – Слушай-ка, Тейт, в том районе полно фермеров, выращивающих хлопок. Почему бы Эдди не организовать для тебя встречу с каким-нибудь кооперативом или еще что-нибудь в этом духе?
– Если он этого еще не сделал, то наверняка сделает. Я, во всяком случае, готов.
– Я ему скажу.
Эйвери с кровати наблюдала за братьями. Сходство было достаточно явным, чтобы отнести их к кровной родне, но в то же время они были и очень непохожи.
Джек на три с лишним года старше. Волосы у него темнее и на макушке уже начали редеть. Не то чтобы у него намечалось брюшко, но Тейт явно в лучшей форме.
Из них двоих Тейт был намного красивее. Ничего отталкивающего в лице Джека, впрочем, заметить было нельзя, но оно было исключительно заурядным. И очевидно, огрубело с возрастом. Тейту это не грозило.
– Извини, что мы увозим его от тебя так надолго. – От нее не укрылось, что Джек всегда говорит с ней, не глядя в лицо. Он как бы обращается к какой-то другой части тела – груди, руке, гипсовой повязке на ноге. – Мы бы не стали этого делать, если бы это не было так важно для выборов.
Зажав в пальцах толстый карандаш, она нацарапала в блокноте: «О’кей». Джек вытянул голову, прочитал слово, вяло улыбнулся и вежливо кивнул. Между Джеком и Кэрол явно существовали какие-то тайные и неприятные отношения. Интересно, в чем тут дело, подумала Эйвери.
– Тейт говорит, у тебя сегодня получилось произнести несколько слов, – сказал он. – Когда ты опять научишься говорить, вот уж мы все тебя послушаем.
Эйвери знала, что Тейту придется не по вкусу то, о чем она должна ему сказать. Он захочет знать, почему она ни разу не написала в блокноте своего настоящего имени и продолжала держать его в тайне даже после того, как обрела достаточную координацию, чтобы общаться с помощью карандаша и бумаги.
Она и сама хотела бы это знать.
От волнения на глаза у нее навернулись слезы. Джек немедленно поднялся и направился к двери.
– Что ж, уже поздно, а мне еще ехать. Счастливо, Кэрол. Тейт, ты идешь?
– Пока нет, но я провожу тебя до холла. – Пообещав вернуться через несколько минут, он вышел из палаты вслед за братом.
– Мне кажется, разговоры о твоей поездке ее расстроили, – заметил Джек.
– В последние дни она стала особенно чувствительна.
– Казалось бы, должна радоваться, что начинает опять говорить, разве не так?
– Наверное, когда пытаешься говорить и чувствуешь, что не получается, радости мало. – Тейт подошел к темной стеклянной двери и открыл ее.
– Гм, Тейт, тебе ничто не показалось странным в том, как она пишет?
– Странным?
Он посторонился, давая пройти двум медсестрам, за которыми следовал мужчина с букетом оранжевых хризантем. Джек уже сделал шаг на крыльцо, но придержал за собой дверь.
– Кэрол ведь, по-моему, правша?
– Да.
– Тогда почему она пишет левой рукой? – Джек передернул плечами. – Мне просто показалось это немного странным. – Он опустил руку, и дверь стала плавно закрываться. – Пока, Тейт.
– Езжай осторожно.
Тейт стоял, глядя вслед брату, пока к нему не подошла медсестра, вопросительно заглядывая в лицо. Повернувшись, он медленно двинулся назад в палату.
Пока Тейта не было в комнате, Эйвери размышляла о том, как он примерно неделю назад изменился. Она почувствовала разницу в его отношении к себе. Он по-прежнему регулярно ее навещал, но уже далеко не каждый день. Поначалу она отнесла это на счет набиравшей силу избирательной кампании.
Как и прежде, он всякий раз приносил ей цветы и свежие журналы. Теперь, когда она могла есть твердую пищу, он привозил ей разные лакомства, чтобы разнообразить пускай превосходную, но все же однообразную больничную еду. Он заказал ей в палату видеомагнитофон и принес для развлечения несколько кассет с фильмами. Но он все чаще замыкался в себе и мрачнел и все более осторожно выбирал слова. И он больше у нее не засиживался.
По мере того как лицо Кэрол обретало свой нормальный вид, Тейт все больше отдалялся.
Он перестал приводить к ней Мэнди. Она как-то нацарапала печатными буквами в блокноте имя Мэнди и поставила вопросительный знак, но он лишь дернул плечами.
– Мне показалось, эти визиты приносят ей больше вреда, чем пользы. Когда выпишешься домой, у тебя будет масса времени для общения с ней.
Эти резкие слова глубоко ранили ее. В ее однообразном существовании встречи с Мэнди стали важными событиями. С другой стороны, может быть, и к лучшему, что он их прекратил. Она начинала все сильней привязываться к девочке и всеми силами хотела помочь ей преодолеть кризис. А поскольку у нее все равно не будет такой возможности, то лучше разом оборвать все эмоциональные нити, которые стали их связывать.
