обделались?
Борттехник открыл дверь в грузовую кабину. К его удивлению, бойцов в уазике не было. Выбравшись в салон, он увидел, что все четверо лежат за уазиком, упираясь ногами в стенки и в бардачки на створках, а руками — в уазик, сорвавшийся с растяжек. Лица атлантов были перекошены, тела периодически амортизировали, сжимаясь в такт изменениям тангажа.
Борттехник забежал в кабину, вкратце обрисовал ситуацию. Командир виновато вздохнул и перевел вертолет в ровный полет — авиагоризонт замер в нейтральном положении.
Сели удачно, створки открылись, уазик с четырьмя измученными бойцами выпрыгнул на полосу, свернул вправо и умчался, очумело виляя. На бегу закрыли створки, запрыгнули, взлетели.
А за ними все садились и садились вертолеты. Учения продолжались…
Трава по пояс
Перелетный полк был принят аэродромом возле ж/д станции Средне-Белой. Благоустроенных мест, конечно, всем не хватило, и большая часть машин разместилась где-то на задворках. Вертолеты гостей стояли в поле среди высокой сухой травы. В Средне-Белой царило бесснежье — поздняя сухая осень посреди февраля. После своей зимы магдагачинцам не хотелось идти в казарму. Поужинав, они вернулись к своим машинам, чтобы поиграть в футбол — скинули меховые куртки и гоняли мяч по желтым шуршащим зарослям под холодным закатным небом.
Борттехник Ф. и правак С., устав от беготни, забрались на 22-й борт и улеглись на откидных скамейках перекурить. Вечерело, прозрачное небо наливалось чернилами, пахло степью. Лейтенанты курили, слушая далекий гомон футболистов, гулкие удары по мячу…
Рядом с вертолетом послышалось шуршание травы — кто-то шел вдоль борта. Лейтенант Ф. выдохнул струю дыма в дверь, и тут же в сизом облаке появилось незнакомое лицо. Лицо было в фуражке и с подполковничьими погонами.
— Эт-то что за пожар на борту? — грозно сказал подполковник, поднимаясь по стремянке. — Кто разрешил курить на аэродроме?
Лейтенанты вскочили, борттехник Ф. бросил окурок на пол, прижал его подошвой.
— Звание, фамилия?
— Лейтенант Ф.!
— Почему курим в не отведенных для этого местах? Траву хотите поджечь, диверсанты?
— Никак нет, товарищ полковник! Виноват, больше не повторится!
— А вы? — обратился полковник к лейтенанту С. — Почему вы не остановили своего товарища? Или тоже курили?
— Никак нет! — сказал лейтенант С., вытянувшись и прижав кулаки к бедрам.
— А ну-ка… — подозрительно сказал подполковник, — покажите руки.
Лейтенант, опустив голову, протянул подполковнику кулак и нехотя разжал его.
На испачканной пеплом ладони лежал смятый окурок.
— Герой! — сказал подполковник. — В следующий раз глотай — надежнее будет. Доложите командиру экипажа, что я наложил на вас взыскание. И скажите спасибо! За ЧП на учениях знаете, что полагается?
И, спустившись по стремянке, ушел, шурша травой.
— Что за подпол? — спросил борттехник.
— Да хуй его знает, — пожал плечами правак и лизнул обожженную ладонь.
Командировка
В конце зимы 1986 года борт № 22 послали в командировку в город Белогорск. Вертолет потребовался для парашютной сборной авиаторов дальневосточного округа. У сборной на носу были всеармейские соревнования, но почему-то не оказалось воздушного транспорта для тренировок.
Командировка для летчиков — тихая радость. Для холостых — удаленность от начальства, утренних зарядок на морозном стадионе, построений, словом — бесконтрольность. Для семейных — все то же самое плюс удаленность от дома и полная бесконтрольность. Один экипаж, трое единомышленников, глядящих в одном направлении — где бы отдохнуть, как следует.
В принципе, командировочный экипаж обладал полной властью над теми, из-за кого прилетел сюда. Смелые и жадные парашютисты готовы прыгать сутки напролет. Но летчик может остановить их одним мановением руки:
— Смотрите, где нижний край, энтузиасты.
— Какой нижний край? Это легкая дымка, сейчас все рассеется.
— Вот когда рассеется…
А когда рассеивалось, наступал обед. А зимой после обеда и до темноты недалеко. Так и работали. Ну, иногда под яркое солнце и бодрящий морозец, в охотку разве что. И если голова не болела.
Но на второй командировочный день с утра все было по-честному. Повалил снег. Прыжки, конечно же, отбили. Экипаж даже не выезжал на аэродром.
— Третья готовность, — объявил командир. — Потаскаем кровать на спине с перерывом на обед, и если снег не перестанет, после обеда мы свободны.
Снег после обеда только усилился. Лежать надоело.
— А пойдемте-ка, прогуляемся, я познакомлю вас с городом нашей дислокации, — предложил командир.
Борттехник Ф. задержался, потому что нежился в постели. Поднявшись, он надел (следите за очередностью!) гражданскую рубашку, зимние кальсоны, джинсы, накинул меховую летную куртку и выскочил вслед за уходящими летчиками.
Командир быстро и уверенно шел сквозь мягкую метель. Конечно же, он, бывавший в этом городе не раз, вел своих лейтенантов на центральную улицу Белогорска, где находились рестораны «Томь» и «Восток».
В один из них они и вошли. Отряхнули от снега шапки, воротники, сняли куртки, сдали их в гардероб. Борттехник задержался, получая номерки, потом подошел к зеркалу, где уже причесывались командир с праваком. Командир перевел взгляд на отражение борттехника, и выпучил глаза. Сдерживая смех, он прошипел:
— Отойди от меня, безумный китайский летчик!
Борттехник Ф. посмотрел в зеркало… Там стоял борттехник Ф. — в джинсах, из-за пояса которых торчали голубые китайские кальсоны, натянутые поверх рубашки почти до груди.
Приводя в порядок форму одежды, борттехник проворчал:
— Ты же не сказал, что мы в ресторан! Прогуляемся, прогуляемся…
На краю
Экипаж хорошо отдохнул, и наутро все его члены чувствовали себя очень плохо. Но закосить было невозможно — погода стояла прекрасная. Все необходимые условия — солнце, мороз и синее небо — были в наличии. Экипаж притащился на аэродром, и прыжки начались.
Прыгуны загрузились, вертолет по-самолетному оторвался от полосы и пошел в набор. Когда набрали необходимую высоту, командир, страдальчески морщась, сказал:
