– Тогда ознакомьтесь. – И Смайлоу достал из папки стандартную регистрационную форму, которую Юджин тотчас же узнала. Бегло проглядев ее, она передала документ адвокату.

– Я купила этот револьвер для самообороны, – сказала она спокойно. – Как следует из даты, это было много лет назад. Но сейчас револьвера у меня нет.

– Что же с ним случилось?

– Юджин?.. – Фрэнк Перкинс наклонился вперед, вопросительно глядя на нее.

– Я отвечу, – кивнула она и снова повернулась к Смайлоу. – Как я уже сказала, револьвер был приобретен мною для самозащиты несколько лет назад, но, если не считать нескольких уроков стрельбы, я ни разу им не воспользовалась. Он всегда лежал в кобуре под сиденьем моей машины, и в конце концов я совершенно о нем забыла. Я не вспомнила о револьвере и тогда, когда продала старый автомобиль и купила новый. Только через несколько недель я спохватилась и позвонила в фирму, которая приобрела у меня подержанную машину. Менеджер пообещал навести справки, но, как вскоре выяснилось, ни его сотрудники, ни покупатель ничего о револьвере не знали. Очевидно, кто-то, кто чистил салон или ремонтировал мою старую машину перед продажей, наткнулся на него и решил присвоить. Как бы там ни было, револьвер пропал.

– Ваш револьвер был того же калибра, что и тот, из которого стреляли в Люта Петтиджона?

– Да, это был стандартный револьвер калибра 38 мм, мистер Смайлоу. Он не отличался от серийных образцов даже улучшенной отделкой.

Детектив улыбнулся холодной улыбкой, которая уже прочно ассоциировалась с ним в сознании Юджин.

– Понятно. – Он с озабоченным видом потер лоб. – Но вот что у нас получается, мисс Кэрти… Мы нашли доказательство того, что когда-то револьвер у вас был, а вашу историю о том, как вы его потеряли, подтвердить практически невозможно. Вас видели неподалеку от места преступления. Несколько ранее вы солгали, когда рассказывали, как и где провели вечер субботы. Никакого алиби у вас нет… – Он слегка приподнял плечи. – Попробуйте взглянуть на эти факты с моей точки зрения, мисс Кэрти. Лично у меня появилось такое ощущение, что здесь слишком много совпадений.

– На что вы намекаете, детектив?

– На то, что вы и есть тот убийца, которого мы ищем. Юджин открыла рот, чтобы возразить, но обнаружила, что лишилась дара речи. Вместо нее заговорил Перкинс:

– Вы готовы предъявить мисс Кэрти официальное обвинение, детектив?

Смайлоу несколько мгновений пристально смотрел на Юджин.

– Пока нет.

– Тогда мы уходим немедленно.

Адвокат больше ничего не добавил и не позволил сделать этого Юджин. Впрочем, она и не собиралась ничего говорить – она была слишком напугана и прилагала все силы, чтобы не показать этого.

Важной составляющей ее работы психоаналитика было умение читать выражения лиц людей и разбираться в языке тела. Это помогало понять, что тревожит ее пациентов, так как зачастую они говорили одно, а думали совершенно другое.

Но в мысли Смайлоу Юджин проникнуть не могла. Его лицо казалось высеченным из самого холодного мрамора, ничто в нем не дрогнуло даже тогда, когда, глядя ей прямо в глаза, он обвинил ее в убийстве. Только человек, обладающий стопроцентной уверенностью в том, что он говорит и делает, мог быть столь твердым и бесстрастным.

Что касалось Стефи Манделл, то она, напротив, готова была пуститься в пляс или захлопать в ладоши от радости. Судя по всему, она считала, что ситуация изменилась окончательно и бесповоротно и что доктор Кэрти проиграла.

Но все это было не так важно для Юджин, как реакция Хэммонда, и со смесью тревоги и страха она повернулась к двери и посмотрела на него.

Хэммонд стоял, прислонившись к стене. Руки его были сложены на груди, одна бровь опустилась, вторая – та, что была изогнута больше, – наоборот, слегка приподнялась, словно выражая веселое недоумение. Обычному неподготовленному человеку могло даже показаться, что Хэммонд действительно спокоен и даже немного скучает, но одна его «закрытая» поза подсказала Юджин, что он напряжен до предела. Чуть опущенные веки и напряженная челюсть выдавали бурю эмоций, каждую секунду готовых вырваться на поверхность. Пульсирующая на виске жилка говорила об усилиях, которые он прилагал, чтобы этого не случилось.

И на одну секунду Юджин с ужасом подумала о том, что будет, если он не выдержит?

Любой директор по подбору актеров, не колеблясь, взял бы его на роль придурка. Начать с того, что у него была самая подходящая для подобной роли фамилия, дававшая немало поводов для обидных прозвищ и насмешек. Звали его Харви Дубб. Дубовая Голова, Дубовые Мозги, Дал Дуба, Дубина Стоеросовая – сначала одноклассники, а потом и коллеги по работе изощрялись в остроумии, стараясь придумать кличку посмешнее.

Внешностью он тоже не подкачал и вполне соответствовал существующим в обществе представлениям о том, как должен выглядеть типичный недоумок. Харви носил очки с очень толстыми линзами, какие обычно носят больные-дауны. Он был бледным, тощим, и из носа у него постоянно текло. Он каждый день надевал галстук-бабочку. Зимой он носил свитера из пестрой шерсти и твидовые пиджаки, летом же их сменяли рубашки с короткими рукавами и полотняные костюмы.

Единственным его достоинством, которое, кстати, тоже в какой-то степени соответствовало стереотипу, – было то, что он был настоящим компьютерным гением. Те же самые люди, которые вовсю потешались над ним, звонили именно Харви, как только их компьютерные системы давали сбой или останавливались. «Позвоните Дуббу! Привезите его сюда немедленно!» – этот сигнал бедствия был известен всем, кто имел дело со сложными компьютерными сетями.

Во вторник вечером Харви Дубб вошел в «Тенистую пещеру» и, неловко складывая мокрый зонт, близоруко всмотрелся в дымную полутьму. Он выглядел таким беспомощным, что Лоретта Бут, которая