свое название, но оно как-то выскочило у меня из головы.

Быстро двигая карандашом по бумаге, капрал Эндикотт набрасывала в своем блокноте лицо за лицом. Ширк, ширк, ширк – шуршал по бумаге грифель.

– Ну-ка, взгляните на это, – предложила она, протягивая Дэниэлсу свою работу.

– Ого, здорово! – восхитился тот. – Очень похоже, мэм, только у той леди были такие локоны вокруг лица.

– Такие?

– Точно! У нее была именно такая прическа.

– Превосходно. Теперь займемся губами. – Отложив в сторону журнал с прическами, художница взяла со стула каталог с изображением самых разных женских ртов. – Что вы можете сказать о ее губах, мистер Дэниэлс?

– Что она пользовалась помадой! – выпалил свидетель, и Эндикотт улыбнулась.

– Значит, вы обратили внимание на ее губы? – уточнила она, и Дэниэлс метнул на дверь затравленный взгляд, словно боялся увидеть там жену с кочергой в руке.

– Да. Они были примерно такими. – Он указал на один из стандартных рисунков. – Только нижняя губа была чуточку полнее.

Эндикотт взглянула на рисунок и быстро воспроизвела его в своем блокноте.

– Когда она смотрела на меня, мне показалось, что она улыбается, – добавил Дэниэлс, внимательно следивший за движениями ее карандаша.

– Вы видели ее зубы? – быстро спросила Эндикотт.

– Нет, она улыбалась, как улыбаются хорошо воспитанные люди. К примеру, когда оказываются вдвоем в лифте…

«Или когда их глаза внезапно встречаются в полутемном ресторане…» – пронеслось в мозгу Хэммонда, который никак не мог собраться с силами и взглянуть на лицо в блокноте Эндикотт, постепенно обретавшее индивидуальные и так хорошо знакомые ему черты. Он хотел даже закрыть глаза, хотя и знал, что это вряд ли поможет. Это лицо стояло перед его мысленным взором постоянно.

– Вот так? – Капрал Эндикотт развернула блокнот таким образом, чтобы Дэниэлсу было удобнее смотреть.

– Будь я проклят! – выдохнул член церковного хора. – Это она!..

Быстрый взгляд убедил Хэммонда, что Дэниэлс не ошибся. Это действительно была она.

К счастью для него, Смайлоу и Стефи были увлечены разговором и не заметили, как изменилось его лицо. Впрочем, Хэммонд постарался как можно скорее справиться с собой, поскольку негромкое восклицание свидетеля все же привлекло к себе их внимание. Они приблизились к койке, и Хэммонд слегка посторонился, давая Стефи место.

– Это не совсем точный портрет, но очень похоже, – уверил их Дэниэлс.

– Вы не заметили никаких особых примет, скажем, шрамов или пигментных пятен? «У нее была родинка на щеке», – вспомнил Хэммонд.

– Кажется, у нее на щеке было что-то вроде небольшой родинки, но это совсем ее не портило, – ответил Дэниэлс. – На щеке, прямо под глазом.

– Не припомните… – начала Стефи.

–..Под каким глазом? – закончил за нее Смайлоу. «Под правым».

– Под левым… Нет, дайте-ка сообразить. Она стояла лицом ко мне, значит… Под правым. Точно – под правым! – Дэниэлс улыбнулся, явно гордясь собой.

– Вы не обратили внимания на ее глаза? Какого они были цвета?

– Нет. Боюсь, что нет.

«Темно-зеленые с желтовато-коричневыми крапинками. Широко расставленные. Ресницы густые, темные…»

– Вы говорили, что она была достаточно высокой. Не могли бы вы сказать поточнее?

«Примерно пять футов и шесть дюймов», – припомнил Хэммонд.

Дэниэлс покачал головой.

– Она была повыше вас, мэм, – сказал он, глядя на Стефи. – Но ниже, чем мистер Смайлоу.

– Во мне пять футов и десять дюймов, – подсказал тот.

– Значит, примерно пять футов и шесть-семь дюймов, – заключила Стефи.

– Да, пожалуй, – согласился Дэниэлс.

– А вес?

«Сто пятнадцать фунтов».

– Не знаю, она показалась мне довольно худой.

– Сто тридцать? – наугад предположил Смайлоу.

– Пожалуй, даже меньше. Сто двадцать, я бы сказал.