и мы проедемся по Булонскому лесу.
— Ах, какая жалость! А я там пробыла всего несколько минут.
Пауза.
— Розмэри!
— Да, Дик?
— Что-то со мной творится неладное, когда я думаю о вас. Пожилому господину терять покой из-за маленькой девочки — это уж последнее дело.
— Никакой вы не пожилой, Дик. Вы молодой, самый молодой на свете.
— Розмэри!
Снова пауза. На полке, прямо против него, выстроились бутылки с ядами Франции из тех, что попроще — Отар, Ром Сен-Джеймс, Мари Бриззар, Пунш Оранжад, Андре Ферне Бланке, Шерри Роше, Арманьяк.
— Вы одна?
«Не возражаете, если я опущу штору?»
— С кем же еще, по-вашему?
— Видите, я сам не знаю, что говорю. Мне бы так хотелось сейчас быть с вами.
Пауза, потом вздох и тихий ответ:
— И мне бы хотелось, чтобы вы были со мной.
Комната в отеле, скрытая за цифрами телефонного номера, там она лежит, и короткие всплески музыки нарушают тишину вокруг нее…
Там на Таити
Вдали от событий
Мы будем с тобою
Вдвое— ом.
Легкий налет пудры поверх загара — когда он целовал ее, кожа у корней волос была влажной; сразу побледневшее лицо рядом с его лицом, изгиб плеча.
«Нет, невозможно», — сказал он себе. Минуту спустя он уже шагал по улице в сторону Porte de la Muette, а может быть, и в обратную — маленький портфель в одной руке, трость с золотым набалдашником, точно обнаженная шпага, — в другой.
Розмэри вернулась за письменный стол и дописала начатое письмо к матери:
«…я его видела всего несколько минут, но он мне показался удивительно красивым. Я в него тут же влюбилась (конечно, Дика я люблю больше, но ты понимаешь, что я хочу сказать). Вопрос о его новой картине уже решен, и он завтра же уезжает в Голливуд, так что нам, по- моему, тоже не нужно задерживаться. Здесь сейчас Коллис Клэй. Он очень славный, но я с ним встречаюсь довольно редко из-за Дайверов, которые просто божественны, никогда не знала таких прелестных людей. Сегодня мне нездоровится, и я принимаю лекарство, хоть особой нужды в этом нет. Больше ничего писать не буду, скоро мы увидимся, и тогда расскажу тебе ВСЕ!!! Как получишь это письмо, сейчас же телеграфируй — не пиши, а телеграфируй — приедешь ли ты за мной сюда, или мне возвращаться на юг с Дайверами».
В шесть часов Дик позвонил Николь по телефону.
— У тебя нет никаких планов на вечер? — спросил он. — Предлагаю провести его тихо и мирно: пообедать в отеле, а потом отправиться в театр.
— Тебе так хочется? Пожалуйста. Я недавно звонила Розмэри, она решила обедать у себя в номере. Все-таки эта утренняя история подействовала на всех.
— На меня она ничуть не подействовала, — возразил Дик. — Если только ты не слишком утомлена, дорогая, давай правда придумаем что-нибудь. А то, вернувшись на Ривьеру, целую неделю будем рассуждать, как это вышло, что мы ни разу не посмотрели Буше[27]. И потом — все же лучше, чем сидеть и сокрушаться…
Это была оплошность, и Николь не пропустила ее.
— Сокрушаться — о чем?
— О Марии Уоллис.
Она согласилась пойти в театр. Таков был неписанный уговор между ними — быть неутомимыми всегда и во всем; они находили, что это очень упорядочивает их дни и особенно вечера. А если иной раз, что было неизбежно, усталость все же давала себя знать, можно было отменить очередную эскападу, сославшись на то, что кто-то другой из их компании уходился и нуждается в передышке. Уже одетые и готовые к выходу — красивее пары не нашлось бы во всем Париже, — они постучались к Розмэри, но ответа не получили. Решив, что она заснула, они сошли вниз и, выпив вермуту с горьким пивом у стойки бара Фуке, окунулись в теплый и пряный парижский вечер.
22
Николь проснулась поздно и что-то еще пробормотала вдогонку своему сну, прежде чем разлепить длинные ресницы. Постель Дика была пуста, а в гостиной кто-то стучался в дверь — минутой позже она поняла, что этот стук и разбудил ее.
— Entrez! — крикнула она, но в ответ ничего не услышала; тогда она накинула халат и пошла отворить. За дверью стоял полицейский; учтиво поклонясь, он шагнул в комнату.
— Monsieur Афган Норт — он здесь?
— Кто? А-а, — нет, он уехал в Америку.
— Когда именно он уехал, madame?
— Вчера утром.
Полицейский покачал головой, потом в более быстром ритме потряс указательным пальцем.
— Вчера вечером он был в Париже. За ним записан номер в этом отеле, но там никого нет. Мне посоветовали спросить у вас.
— Ничего не понимаю — вчера утром мы проводили его на гаврский поезд.
— И тем не менее его сегодня видели здесь. Даже документы его проверяли. Так что можете не сомневаться.
— Чудеса какие-то! — воскликнула она в недоумении.
Полицейский что-то соображал. Он был недурен собой, но от него плохо пахло.
— Вчера вечером он не был вместе с вами?
— Да нет же!
— Мы арестовали негра. На этот раз наверняка того, которого нужно.
— Послушайте, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. Если вас интересует мистер Эбрэхэм Норт, наш знакомый, так если он и был вчера в Париже, мы об этом понятия не имеем.
Полицейский закивал головой, втянув верхнюю губу, убежденный, но не удовлетворенный ответом Николь.
— А что случилось? — спросила она, в свою очередь.
Он развел руками, распустил поджатые губы. Понемногу он оценил
