короля и его свиты) в соседней комнате двух весьма знатных дам; дамы эти, раздевшись до чулок, лежали одна на другой, целовались взасос, словно голубки, терли, гладили и возбуждали друг дружку и проделывали множество других развратных движений, какие присущи обычно лишь мужчинам; сие любовное действо продолжалось не менее часа, и дамы столь воспламенились и изнемогли от объятий, что даже побагровели и исходили потом, хотя стоял лютый холод; в конце концов, усталые донельзя, они недвижно раскинулись на постели. Он рассказывал, что наблюдал сию распутную игру еще несколько дней подряд, пока двор находился в Тулузе: нигде более ему не случилось видеть подобное, ибо в том месте он мог подглядывать за дамами, в других же — нет.

Он поведал мне множество подробностей, которые я не осмелюсь повторить здесь, и назвал описанных дам. Не знаю, верно ли все это, но кавалер клялся и божился, что так оно и было. Рассказ его вполне правдоподобен, да и особы эти давно уже пользовались такой репутацией, и многие заподозрили, что они привержены сему странному виду любви и проводят в ней долгие часы.

Знавал я и немало других дам, увлекавшихся сей любовью, а среди них одну, считавшуюся непревзойденной мастерицею в сем ремесле, ибо она умела любить, ласкать и ублажать избранниц своих куда лучше любого мужчины, и ее объятия были для них много слаще мужских; и уж коли она обхаживала какую-нибудь даму, то щедро содержала ее, не отказывая ни в одной малости. Муж ее был этим весьма и весьма доволен, как, впрочем, и множество других мужей, радующихся тому, что супруги их предаются столь невинной забаве, а не спят с мужчинами; все они отнюдь не считали своих жен сумасшедшими или шлюхами. Я же полагаю, что они сильно заблуждались: занятие сие — лишь легкая разминка, которая готовит даму к главной игре с мужчиною, ибо когда партнерши как следует распалятся и пробудят похоть одна в другой, их пыл не утолится взаимными объятиями и им захочется остудить его в бурной проточной воде, а не в мирной и стоячей; вот так же и хороший врач, коему нужно перевязать и залечить рану, не почистит ее слегка по краям да не мазнет каким-нибудь пустячным снадобьем, но сперва введет зонд поглубже и заложит туда добрый пучок корпии.

Сколько же повидал я на своем веку таких лесбиянок, которые от похотливых и сладострастных женских объятий охотно переходят в мужские руки! Даже Сафо, непревзойденная мастерица женской любви, пылала страстью к возлюбленному своему, Фаону, и умерла, не перенеся его смерти. Ибо, по словам многих дам, нет истинной любви, кроме мужской, и то удовольствие, что получают они от женских объятий, всего лишь кнут, подгоняющий их к истинному наслаждению, ну а коли нет такового, приходится довольствоваться женской щекоткою. Но найдись только кавалер, с коим можно спознаться без шума и скандала, дама тут же бросит свою напарницу и кинется ему на шею.

Я знавал в свое время двух красивых и милых девиц знатного рода, которые, будучи кузинами, в течение трех лет спали в одной постели и так сильно пристрастились к любовной игре, что, вообразив, будто услада сия — лишь прелюдия к мужским объятиям, решили испробовать и их, да так и превратились в отъявленных распутниц; впоследствии они признавались любовникам своим, что на разврат их подвигли именно те невинные девичьи утехи, с тех пор проклинаемые ими как истинная причина последующего блуда. Однако же, встречаясь меж собою или с другими дамами, кузины все-таки не брезговали перехватить еще кусок и от прежнего блюда, дабы возбудить аппетит к главному, мужскому. Вот так же отвечала некая достойная девица, мне знакомая, кавалеру своему на вопрос, не занимается ли она женской щекоткою с подругой, обыкновенно спавшей с нею в одной постели. «Ну нет, — со смехом сказала она, — я для этого слишком люблю мужчин». Однако мне-то известно, что любила она и то и другое.

Я знал одного весьма достойного дворянина, который, будучи при дворе, добивался руки некой знатной девицы и для того обратился к ее родственнице. Та объявила ему откровенно, что он только зря теряет время, ибо (как она после призналась мне) другая дама (она назвала ее имя, да мне и самому была известна ее репутация) никогда не допустит, чтобы девушка вышла замуж. Я сразу же понял подоплеку сего запрета, прекрасно зная, что дама заботливо хранила сей лакомый кусочек для себя одной. Дворянин поблагодарил кузину за прямой ответ, не лишив себя, впрочем, удовольствия вставить шпильку, сказавши, что, верно, она тоже состоит в доле; он угадал, ибо та и впрямь урывала себе иногда малую часть от сего пирога, хотя при мне все это решительно отрицала.

История эта напомнила мне и о многих мужчинах, имевших своих миньонов, коих они любили так страстно, что ни за какие блага в мире не уступили бы их ни принцу, ни знатному вельможе, ни ближайшему другу, ревнуя и оберегая сих красавчиков, словно пьяница — свою бочку с вином; скорее уж этот последний уделит стаканчик ближнему. Ну а упомянутая выше дама хранила девицу для себя одной, не делясь с другими; увы, не знала она, что та исподтишка наставляет ей рога с ее же подругами.

Говорят, будто ласки привержены сему виду любви и их самки совокупляются друг с дружкою и живут вместе; свидетельство тому — древние изображения женщин-лесбиянок в виде ласок. Мне рассказывали об одной даме, которая держала у себя этих зверьков и любила смотреть, как они милуются меж собой; нравилось ей также самой ласкаться с ними.

Хочу еще уточнить, что женская любовь делится на два вида: первая выражается в пресловутой «щекотке», вторая же (по словам поэта) в geminos committere cunnos[35] . В этом способе, по мнению многих, нет ничего предосудительного, если только женщины не пользуются инструментом, сделанным из… и называемым godemichis.

Я слышал рассказ о том, как один знатный принц заподозрил парочку придворных дам в том, что они используют такое приспособление, и приказал выследить их; действительно, одну из них застали врасплох с искусственным мужским членом меж ног, надежно привязанным к телу узкими лентами. Дама так растерялась, что не успела снять его; принц заставил ее показать себя в деле вместе с ее напарницею.

Говорят, что многие женщины погибали оттого, что сей чудовищный инструмент слишком глубоко проникал в их чрево. Я и сам знавал нескольких дам, умерших от этого, что было весьма прискорбно, ибо таким красавицам и чаровницам куда более пристало любиться с достойными и любезными кавалерами, каковая любовь принесла бы им не смерть, а все радости жизни, о чем я и надеюсь написать в другом своем рассуждении; я даже слышал от многих хирургов, что нет ничего более подходящего для исцеления дамы от женских хворей, как естественные сношения с мужчиною, очищающие женское чрево, ибо мужской член с его семенем служит сему назначению много лучше пессария с лечебным составом, применяемого врачами и хирургами; и все же многие женщины, пренебрегая опасностью, что несет им искусственный член, никак не могут без него обходиться.

В бытность мою при дворе слышал я историю о том, как королева-мать однажды приказала обыскать в Лувре все спальни и сундуки, даже принадлежавшие дамам и девицам, желая проверить, не прячут ли там пистолетов или другого оружия, поскольку время было смутное; и вот у одной дамы гвардеец-капитан обнаружил вместо пистолетов четыре огромных, тщательно отполированных godemichis, каковое открытие весьма позабавило придворных, владелицу же повергло в стыд и растерянность. Я знавап эту даму, она жива до сих пор, но и посейчас не избавилась от позорной своей репутации. И опять повторю, что инструменты эти весьма опасны.

Расскажу еще о двух придворных дамах, которые столь пылко и страстно любили друг дружку, что в любом месте, где бы ни находились, без удержу целовались и миловались, забыв о стыдливости и давая пищу для пересудов, особливо мужчинам. Одна из них была вдовою, другая — замужем; случился большой праздник, по каковому случаю замужняя нарядилась в богато затканное серебром платье; и вот, улучив момент, когда их повелительница отправилась к вечерне, обе дамы забрались в ее туалетную, уселись вдвоем на легкий стульчик и предались ласкам и «щекотке» столь бурно и необузданно, что хрупкое сиденьице не выдержало и развалилось: дама в роскошном своем платье упала вверх тормашками прямо в отхожую лохань и с ног до головы замазалась нечистотами; тщетно она вытиралась и отряхивалась, пришлось ей бежать к себе в комнату и переодеваться, отнюдь не оставшись притом незамеченной, ибо сильнейшая вонь, от нее исходившая, привлекла внимание собравшихся, которые, зная подоплеку этого дела, хохотали и потешались от всей души; даже и госпожа их, не чуждая тех же забав, посмеялась над нею вволю. Судите сами, до чего же не терпелось этим дамам излить свой пыл, коли они не смогли дождаться безопасного часа в безопасном месте, не рискуя опозориться. Можно еще понять и извинить девиц или вдов, предающихся сим фривольным и бесплодным утехам, утоляющим их пыл вместо того, чтобы обратиться за этим к мужчинам, от коих можно ведь и забрюхатеть, — и сраму не оберешься, и плод придется вытравливать, как это случалось и случается со многими; такие женщины полагают, будто, имея дело с подругами, а не с любовниками, они не так сильно грешат перед Господом и распутство их не столь