распахнуть горла. Казалось, так они и впрямь способны продолжать часами. Так они и сделали, пока их усталые тела почти связала влажная сеть слюны, пота и спермы.
Потом они снова заснули, и это был легкий сон удовлетворения, затянувшийся до полудня. Дом вокруг них молчал. Их сны двигались в такт лишь мягкому шороху дождя по крыше, в такт ровному дыханию друг друга.
14
Тело убитой туристки из Атланты было обнаружено на складе, где обычно хранились плоты для парада на Марди Гра. По заявлению полиции, Элизабет Линхард, тридцати шести лет от роду, была изувечена, и неизвестный или неизвестные предприняли попытку сжечь ее труп. Как сообщили нам из анонимного источника, наполовину съеденную голову жертвы нашли во рту десятифутового бюста Бахуса…
Тревис Риго из прихода Сент-Тэммани, чистя свою коллекцию легкого огнестрельного оружия, произвел несколько случайных выстрелов в себя — пять раз из пяти различных стволов: дважды в левую ногу, один раз в правую голень и по одному разу в каждую руку, отстрелив себе при этом два пальца. “Я наконец продал пистолеты, — сообщил Риго, — но винтовки еще при мне, и этакая незадача не помешает мне выйти на поле в ближайший же охотничий сезон. Пропущенный сезон — что потерянная миля. Не Сумневайсъ. Красотка…”
Дорожный патруль задержал возле Чолмета автомашину со 149 ядовитыми змеями в багажнике…
Дав газете соскользнуть на пол, Эдди прикрыла усталые глаза локтем. На ней были только черные трусики-бикини. Подмышки были опушены тонкими черными волосками, которым она дала отрасти, бросив “Розовый алмаз”. Она пока еще оставила серебряные колечки в сосках, но отстегнула тонкую цепочку, которая обычно их соединяла. Она ощущала запах пота на своей коже с легким привкусом лимонов и мускуса и думала о том, что вскоре, наверное, заставит себя встать и принять душ.
После ухода копов она пошла прямо в банк, а потом собрала утренние и вечерние выпуски “Таймс- Пикайюн” за вторник. Теперь, лежа на запрятанных в матрас семи тысячах долларов, она читала одну за другой все статьи, заметки и даже подписи к фотографиям в поисках каких-нибудь следов Заха. Особое внимание следовало уделять дурацким новостям, но в середине лета в Новом Орлеане всегда случалось множество всамделишных, а не выдуманных диковинных происшествий.
Но можно ли взаправду выстрелить в себя пять раз из пяти различных стволов? Эдди нахмурилась. Такое казалось ну просто невероятным.
Подобрав с пола газету, она перечитала статью — и тут ее осенило. Девичье имя матери Заха было какое-то кажун. Эдди была почти уверена, что это Риго. Прошлая псевдозаметка была подписана Джозеф кто-то там. Джозефом звали отца Заха.
Эти загадочные упоминания людей, которые четырнадцать лет непрерывно мучили и оскорбляли его, показались Эдди странными, печальными и слегка извращенными, но вот они, ничего не поделаешь. В этой невероятной заметке — весь Зах, от колкостей в адрес всегда готовых схватиться за пушку работяг до избитого слащавого патуа. “Пропущенный сезон — что потерянная миля. Не Сумневайсь. Красотка…”? Черт побери, но это-то что значит? И ошибка в последней строчке — прописная буква не к месту…
Не Сумневайсь. Красотка… Н… С… К… С… К…
Встав, она принялась перебирать книги, оставленные Захом и спецслужбами, но, разумеется, никакого дорожного атласа среди них не было. Или у Заха вообще никогда его не было, или он забрал его с собой, или Они его конфисковали, быть может, надеясь, что он отметил в нем желтым маркером маршрут своего побега. Надо было еще вчера, когда в газете появилась первая заметка Заха, раздобыть карту Северной Каролины.
Натянув обрезанные джинсы, Эдди выкопала из кучи оставленной Захом одежды черную футболку. Искусно рваный прикид с похожим на баухаусовский логотип “Полуночного солнца”, ужасного готского секстета, игравшего в прошлом году по клубам квартала, а потом исчезнувшего в какой-то пустоте, предназначенной для действительно плохих групп. Эдди даже представить себе не могла, откуда у Заха взялась такая футболка, разве что он трахнул кого-то из музыкантов группы. Скорее всего так оно и было: все как один они были красивые и глупые.
Два старых верных близнеца-паразита — гнев и боль — вновь попытались червяками поднять голову. Эдди затолкала их поглубже. Не важно, кого трахал Зах. Ей приходилось с этим мириться и считать себя его другом. Если она действительно его друг, ей надо оставаться на пару шагов впереди его врагов или хотя бы попытаться это сделать.
Ежедневный ливень хлынул и прошел, от мостовых еще поднимался пар. Горы мусора у задних дверей баров и ресторанов извергали целую мешанину запахов: выдохшегося пива, гниющих овощей, рыбных костей со следами жира и кайенского перца. Она миновала огромную корзину с раковинами устриц и скользких и клейких останков самих моллюсков, и в нос ей ударила солоноватая вонь морской воды, от которой ей всегда на мгновение хотелось спросить себя, не пора ли принять ванну.
Я же собиралась под душ, прежде чем выходить, вспомнила Эдди. От меня самой, наверное, сейчас несет почти как от старой. устричной раковины. Но это не имело, значения. Никто не собирался приближаться к ней настолько, чтобы его это отвратило, а ей было о чем подумать и помимо душа.
Через несколько кварталов дальше по Шартрез находился “букинист”, в который Эдди и Зах часто заглядывали вместе. Они могли проводить здесь часами, погрузившись в изысканно пыльный, сухой, притягательный аромат книг, перелистывая переплетенные в кожу тома с золотым обрезом, копаясь в стопах древних журналов и повидавших виды покетбуков, чьи углы округлились и размягчились от времени. Владелица магазина, старая креолка, курившая ароматную трубку и непрерывно читавшая, похоже, была не против, что они вот так копаются в ее залежах.
Но когда Эдди попросила атлас США, старая дама только покачала головой.
— Карты 20-х годов тебе ведь ни к чему, спору нет, красотка? Попробуй в “Букстар” у Джакса Брюэри или в новых книжных вдоль канала.
— О'кей, наверное, я так и сделаю.
Эдди повернулась уходить, но старая дама, должно быть, заметила что-то от беглеца в ее лице, поскольку, положив морщинистые пальцы на руку Эдди, остановила девушку. Кожа старухи была прохладной и как будто шелковистой, и на скрюченных артритом пальцах поблескивали три аляповатых кольца.
— А где тот красивый молодой человек, с которым ты приходила?
