лунному свету, стараясь разглядеть их цвет. Некоторые волоски были рубиново-красными. Некоторые – ярко-желтыми. Цвета были явно ненатуральными.
Дверь в кладовку тихонько скрипнула и приоткрылась.
Дух вскинул голову и повернулся в ту сторону. Дверь насмешливо замерла, притворяясь, как будто она была приоткрытой с самого начала. Или что ее приоткрыл внезапный сквозняк, непонятно откуда взявшийся. Или что пол был неровный и неплотно прикрытая дверь распахнулась сама собой, пока Дух стоял совершенно один в чужой комнате посреди ночи.
Но Дух не поддался на эту уловку. Он подошел к двери в кладовку и взялся за дверную ручку. С той стороны вроде бы не чувствовалось никакого сопротивления. Выждав пару секунд, Дух рывком распахнул дверь.
В первый миг ему показалось, что что-то движется на него: некий искрящийся многорукий призрак. Но потом он разглядел, что в кладовке не было ничего, кроме одежды – необычной и очень красивой одежды из разноцветного шелка. Платья? Рубашки? Дух потрогал рукав цвета морской волны. Прохладное и скользящее, почти чувственное ощущение. Ниспадающие складки, мягкий шелест шелка.
Кто носит эти роскошные одежды? Дух подтянул к себе ярко-розовый шарф и зарылся носом в прохладный шелк. Пахло земляничными духами, сладкими ароматизированными сигаретами, пряным вином и резким потом.
Пьянящий, влекущий запах.
Когда он снова вдохнул этот крепкий аромат, из глубин кладовки раздался шепот:
– Дух… это легко…
Он так и не понял, как получилось, что он вышел из комнаты и свернул не в ту сторону в коридоре. Может быть, он собирался вернуться к себе; может быть, он хотел запереться в ванной и просидеть там всю ночь. Но он уж точно не собирался вламываться в комнату к Аркадию. Но именно там он и оказался. Аркадий был у себя. Он сидел за столом, на котором горела единственная свеча, и перебирал кучки разноцветного порошка, разложенные на белом блюде, – пересыпал их замысловатыми спиралевидными узорами из стрелок, линий, кругов и крестов.
Когда Дух захлопнул за собой дверь и привалился к ней, тяжело дыша, Аркадий оторвался от своего занятия, поднял голову и улыбнулся. Узоры из разноцветного порошка смешались в яркую россыпь на белом блюде.
– Какая приятная неожиданность, – сказал Аркадий. – Ну, наверное, не совсем неожиданность, потому что я слышал, как ты несешься по коридору. Но я все равно рад тебя видеть.
Первым делом Аркадий заставил Духа принять какой-то успокоительный порошок. Дух не хотел ничего принимать, но Аркадию не составило никакого труда его заставить: он просто проник в сознание Духа и слегка надавил. В другой ситуации он бы не стал проводить подобные эксперименты с таким человеком, как Дух – настолько чувствительным, сильным и одаренным, – но мальчик был вымотан и напуган. Так что все получилось легко.
Потом Аркадий заставил Духа рассказать ему все: про вампиров и прочее. Аркадий даже не представлял, что в этой истории будет столько страданий и боли. Пока Дух говорил, он то и дело сцеплял и расцеплял пальцы и нервно дергал себя за волосы, и почти постоянно его рассказ прерывался сдавленными рыданиями.
Наконец Дух замолчал. Он пытался сидеть прямо, но глаза закрывались сами собой, а голова норовила упасть на грудь. Аркадий заметил, что Дух сжимает кулаки. Бедный мальчик пытался заставить себя не спать.
Аркадий слегка прикоснулся пальцем к его губам – таким тонким, красивым и бледным губам, в опущенных уголках которых притаились тревога и страх. Он почувствовал, как губы Духа сжались в тонкую линию. Дух был вымотал до предела, он почти спал; вряд ли он даже осознавал, кто к нему прикасается. Но Аркадий все равно представил себе, как это будет – раскрыть пальцем эти плотно сжатые губы, потрогать влажный язык, ощутить мягкое тепло во рту Духа. Он попытался представить, какой будет на вкус слюна этого мальчика.
– Бедный мальчик, – пробормотал Аркадий. – Ты очень храбрый, Дух, очень. Чудовищно храбрый. – Он провел пальцем по горлу Духа, чувствуя, как подрагивает плоть под его легким прикосновением, и запустил пальцы под ворот футболки Духа. Когда Дух ворвался в нему в комнату, у Аркадия сжалось сердце при виде этого испуганного ребенка, который казался совсем-совсем юным и уязвимым в этой огромной, явно не по размеру футболке. Ему захотелось обнять его, успокоить…
Зачем обманывать себя?! Ему захотелось заколдовать Духа и соблазнить его, лечь с ним в постель, заласкать его так, чтобы он сходил с ума от наслаждения, утопить его в море шелковых простыней и пуховых подушек. Это не значит, что он хотел совратить этого мальчика… но разве они не могли подарить друг другу ночь утешения и сопереживания?! Духу не пришлось бы лежать, мучаясь бессонницей рядом со своим пьяным другом, и размышлять о жестокой судьбе, кровавых рождениях и пропащих душах. И Аркадию не пришлось бы сидеть всю ночь при свете свечи, перебирать гадательные порошки и рассматривать бесполезные узоры в надежде добиться чего-то такого, что ему – может быть – вообще недоступно. В надежде поднять глаза и встретиться взглядом с Эшли, который парит за окном в ночи, красивый и гордый, как раньше, и только в глазах у него застыла отчаянная мольба: впустите меня, впустите… В надежде найти способ отомстить бессердечным любовникам брата, этим прекрасным и опасным созданиям, которые – если он не уничтожит их первым – когда-нибудь наверняка уничтожат его.
Аркадий задумался о том, что эти создания сделали с Эшли. Неужели рассказ об этом не вызвал бы у Духа хотя бы сочувствия? Из-за успокоительного порошка Дух стал вялым и сонным, его тело безвольно обмякло, но сознание должно быть ясным. Рассеянно гладя Духа по плечу, он начал рассказ:
– Они сильно тебя напугали. Дух, правда? В комнате для гостей. В кладовке. Но ты сам к ним полез без приглашения. Сунулся не в свое дело. Тебе не стоило заходить к ним в комнату… только не с твоим даром. Не с этим сияющим глазом у тебя в сердце. Они слишком сильны, слишком крепки для такого чувствительного человека, как ты. Сегодня их даже не было там, в той комнате. Но завтра утром они вернутся. Или послезавтра. Или послепослезавтра. Кто знает? Господь… – Аркадий перекрестился свободной рукой. Сначала снизу вверх, а потом как положено. – Только Господь всемогущий знает, где они бродят сегодня ночью. Какие странные снадобья они глотают или вкалывают себе в вену. Какую новую жертву они нашли для своей любви.
Он помолчал и повторил:
