Сначала клыки Кристиана едва доставали до нижней губы. Но потом они как-то неуловимо выросли. Никто все время смотрел Кристиану в рот, но не заметил, когда они выросли. Просто вдруг они стали гораздо длиннее – как две изогнутые иголки, серебристо-белые и блестящие. Когда Кристиан целовал Никто, тот чувствовал, как клыки давят ему на губы, и когда Кристиан наконец оторвался, Никто почувствовал во рту вкус крови.
Кристиан прокусил горло Никто так же нежно и осторожно, как наркоман вводит иглу в исколотую вену. Но Никто все равно затаил дыхание и поежился от холодной и утонченной боли. А потом он почувствовал, как Кристиан слизывает его кровь языком. Совсем не так, как Зиллах. По-другому. Нежнее, медленнее и не так уверенно.
Наконец Кристиан оторвался от горла Никто, и кровь, щекочась, потекла по его груди и пролилась на белую простыню. Только тогда Никто понял, что он по-прежнему не дышит. Он с шумом выдохнул воздух. Чего он испугался? Кристиан не причинил бы ему никакого вреда. Они с ним одной крови.
Но ему все равно не хотелось поворачивать голову.
– Никто, – простонал Кристиан. Дуновение гаснущего восторга, порожденного запахом крови. – О, Никто. Как мне хочется разорвать тебе горло.
– Спасибо, – сказал Никто, потому что это был комплимент. – Расскажи мне еще про Джесси.
Кристиан вздохнул.
– Ты на нее очень похож. Те же огромные черные глаза. Тот же заостренный подбородок. То же внимательное молчание.
– Ты… э… вы с ней трахались?
Секундная пауза, а потом:
– Да. Много раз. В жаркое новоорлеанское лето.
– Ей было шестнадцать, – задумчиво проговорил Никто.
– Ну да, примерно.
– На год старше меня.
– Да.
– А тебе сколько лет было?
Снова пауза.
– Триста шестьдесят восемь.
Никто хотел рассмеяться, но не смог. При одной только мысли о том, что он лежит радом с таким древним существом, которое только что выпило его крови, с которым он целовался… нет, он не мог рассмеяться. Он был совершенно подавлен грузом всех этих лет – пусть даже и прожитых кем-то другим. Интересно, а как это выдерживает Кристиан? Триста шестьдесят восемь лет впечатлений и чувств… это, наверное, невыносимо. Может быть, Кристиан разучился чувствовать? Или просто не разрешает себе чувствовать… Может быть, он теперь смотрит на мир с позиций стороннего наблюдателя и отказывает себе в радости, чтобы не чувствовать боли всех этих лет?
Никто вжался лицом в подушку. В глазах стояли горячие слезы. Он поцеловал Кристиана в горло, потом – в губы. Теперь это были самые обычные губы, холодные губы… и только на языке еще чувствовался густой темный вкус. Два его верхних передних зуба были необычно острыми… но Кристиан улыбался нечасто. Так что вполне вероятно, что никто и не замечал этих зубов.
– И я проживу так же долго? – спросил Никто.
– Может быть. Если будешь умнее Молохи и Твига и осторожнее Зиллаха. – Кристиан погладил Никто по волосам. – У корней уже виден твой настоящий цвет. Золотисто-каштановый. Когда ты был маленьким, у тебя были такие волосы.
– Надо покраситься. – Никто рассеянно провел пальцами по пряди своих волос и сунул ее в рот.
Петом он собрался с духом и спросил:
– А как это – жить так долго?
Кристиан не ответил. Он посмотрел в окно и сказал:
– Мне пора. Мне надо быть в клубе в одиннадцать.
Никто хотелось обнять Кристиана, забрать у него эти годы, хоть что-нибудь для него сделать.
– Хочешь, я пойду с тобой? – предложил он.
– Спасибо, но лучше не надо. Я потеряю работу, если буду тебе наливать на халяву. Ты оставайся здесь, с остальными. Когда они проснутся, им захочется выйти в город. – Кристиан встал и принялся одеваться.
Черные брюки. Черная рубашка, которую он застегнул до самого подбородка. Он уже повернулся, чтобы уйти, но остановился у двери.
– Кристиан? – сказал Никто.
– Я бы врагу такого не пожелал. – С этими словами Кристиан открыл дверь и вышел из спальни.
Через пару секунд Никто услышал, как хлопнула входная дверь. Раздался шум двигателя – Кристиан поехал в город.
Никто лежал на прохладных смятых простынях, глядя в окно на плывущие клочья тумана, в котором тонули розовые кусты. Сначала он рассеянно перебирал в пальцах влажные волосы у себя на лобке: легонько тянул их вверх и отпускал. В последнее время такое случалось нечасто – чтобы он был в постели совсем один. Обычно он спал обязательно с кем-то. Часто он просыпался, и у него во рту был палец Молохи.