Фетисовым? Илюша мало что знал о друзьях, да и занимало его сейчас, видимо, другое. С беспокойством поглядывая в сторону лодки, он заикнулся было о том, что ему надо торопиться, но Ситников отмахнулся от него, сказав, что поспеет, что всё равно лодка не отчалит до тех пор, пока не придет один нужный человек. Ситников, размахивая руками, торопливо пересказывал другу пестрые события своей жизни за годы разлуки.

Получив после разгрома тайного гимназического Комитета волчий паспорт, навсегда закрывший доступ в гимназию, Ситников поступил делопроизводителем к податному инспектору, но через две недели сбежал, едва не помешавшись с тоски от бесконечных податных листов с фамилиями. Ему нужны были не фамилии, а живые люди. Вышедший из тюрьмы Митя Рыбаков посоветовал Ситникову идти на лесопилку и с помощью бывших своих учеников в вечерней рабочей школе устроил его на кыркаловский завод. Здесь, работая рубщиком, Ситников приобрел друзей, но однажды погорячился, нашумел в конторе по поводу штрафов и обсчитывания рабочих и был немедленно уволен. Тогда он списался с живущим в Петербурге Митей Рыбаковым и уехал к нему. Слегка приспособив к случаю свои документы, он в качестве вольнослушателя посещал некоторое время лекции в университете. Началась война. В начале пятнадцатого года Ситникова призвали в армию и отправили на фронт. Провалявшись полгода в окопах, он был ранен и отправлен в могилевский госпиталь. Здесь он сошелся с соседом по койке - солдатом-большевиком - и вместе с ним вернулся на фронт, где и застала их революция. Ситников заседал в солдатских комитетах и после июльских дней был арестован агентами Керенского за агитацию против империалистической войны. Он ждал свирепой расправы, которая и последовала бы незамедлительно, не случись событий, в результате которых сам Керенский едва избежал расправы, перекинувшись к генералу Краснову.

Октябрь вырвал Ситникова из тюрьмы. Выйдя из неё, Ситников повернул фронту спину и, забравшись на крышу набитой до отказа теплушки, поехал в Петроград. Здесь, прожил он до мая восемнадцатого года, работая в продовольственном совете Александро-Невского района. В мае он узнал об отправке на север красноармейского Железного отряда и напросился ехать с ним. Поездка вышла не совсем удачной. По дороге он заболел сыпняком и почти два месяца пролежал в вологодской больнице. Только вчера, догоняя отряд, он приехал в Архангельск.

Все эти бурные события Ситников умудрился уложить в десятиминутный рассказ. Что касается Илюши, то изложение своих жизненных перемен заняло у него ещё меньше времени. Когда Ситников, жадно заглядывая в глаза товарищу, спросил его: «Ну, а ты как? Что делал?», Илюша нехотя ответил:

- Ничего особенного. В аптеке работал. В солдаты не взяли, по глазам. Читал много. Стихи писал…

Илюша умолк. Он не любил своего прошлого и говорил о нём неохотно.

- Так, - сказал Ситников, почесываясь, - видишь, какое дело… Стихи, значит писал… - и невпопад спросил: - И сыпняком не болел?

- И сыпняком не болел - усмехнулся Илюша.

- Так, - повторил Ситников, - смотри пожалуйста. А всё-таки с нами уходишь?

- Да, в Петроград еду, в университет.

Ситников, прищурясь, поглядел на Илюшу.

- Не понимаю, - сказал он с раздражением. - То с нами, то в Петроград?

Илюша улыбнулся:

- И с вами и в Петроград. Вот перевезете на вокзал…

Ситников сердито засопел носом и с непонятным Илюше озлоблением буркнул:

- Никуда мы тебя не повезем!

- То есть как не повезете?

- То есть так. Мы студентов не возим.

Илюша с удивлением глянул на Ситникова и тотчас отвернулся.

Ситников увидел, как медленно краснеет Илюшина щека, потом ухо, шея. Ситникову вдруг захотелось сказать Илюше что-нибудь дружеское, ласковое, но вместо того он вскочил с бревна и, сам того не ожидая, закричал тоненьким надорванным голоском:

- Ты что? Ты очумел? С луны свалился? Положения не знаешь?

Илюша молчал. Может быть, он действительно знал меньше того, что должен был знать. В сущности говоря, он ничего не знал, кроме неясных и противоречивых слухов, и, во всяком случае, не знал о том, что нынче ранним утром было созвано экстренное заседание президиума губисполкома, на повестке которого стоял один-единственный вопрос: положение Архангельска. Не было даже непременного «международного положения», ни ещё более непременных «текущих дел», ибо положение Архангельска было и международным положением и текущими делами. И то и другое требовало неотложных действий, напряжения всех сил.

Сил у маленького Архангельска было немного, а тяжелые корпуса английских, американских и французских крейсеров уже приближались к городу. Нужно было спешить. Торопливо распорядились при входе в Двину затопить суда, чтобы закрыть фарватер для прохода вражеских кораблей с моря. В то же время вынесено было решение эвакуировать советские учреждения в Шенкурск, отстоящий от Архангельска верст на шестьсот по реке.

Отдавались ещё какие-то военные распоряжения, но никто толком не знал какие. Кто-то невидимый путал их. Ситников, который пробыл в городе только сутки, не мог разобраться в этой путанице, но видел достаточно, для того чтобы составить себе довольно ясное представление о характере архангельских событий, узнать, что Железный отряд переброшен уже за реку к вокзалу, и понять, что ему самому не остается ничего другого, как уходить из города туда же.

Он давно был бы за рекой, если бы не задержался на несколько часов в Совдепе и в горкоме партии. Не будь этой задержки, Илюша, может статься, никогда не увидел бы друга. Но задержка произошла, случай выпал, и друзья свиделись, обнялись, вспомнили былое, поругались - и всё это в какие-нибудь пятнадцать минут! Ситников ворчливо объяснил Илюше, каково положение… Илюша рассеянно слушал, покусывая поднятую с земли соломинку.

- Понимаешь теперь, какая каша заварилась? - спросил Ситников, заканчивая объяснения.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату