изысканиях. Я надеялся, что и он тоже (если у него по-прежнему дела идут на поправку) успел приготовить для меня что-нибудь новенькое.
В поезде было не очень много народу, и я порадовался, что смогу посидеть в одиночестве. Положив сумку на полку, я развернул первую страницу «Вечернего обозрения», купленного мною на вокзале, но не стал читать и отложил его в сторону. Мимо окна проносились предместья города. Прислушиваясь к стуку колес, я невольно принялся перебирать свои впечатления за эти последние два дня: что мне говорили и чего мне не сказали. Умолчание и уклончивость – не менее важная часть в разговорах, чем их содержание.
За окнами поезда, вырвавшегося наконец из города, начало смеркаться, я раскрыл автобиографию Фрэнка и, преодолевая витиеватость стиля, бесконечные повторы и самовосхваления автора, начал читать. И вдруг наткнулся на то, что упустил сегодня утром. Прямо на первой странице всего лишь скупая оговорка, ее можно было легко проскочить, чтобы не увязать в подобных перечислениях, но я успел выхватить слова «постоянные выступления в Плимуте» и не перелистнул страницу:
«По уже заведенной издавна привычке моя жена, я и несколько человек из труппы поселились у Миллисент Дэнверс, которая поддерживала образцовый порядок в «Святой Агнессе», где мы одновременно и столовались. Она к тому времени овдовела, ей помогала в работе дочь, и вдвоем они вели хозяйство на том же высоком уровне, что и прежде, не упуская самой последней мелочи. Нигде не было ни пылинки, скатерти сияли белизной, посуда – чистотой. Вспомнив добрые старые времена, мы пригласили ее дочь на представление. Эдит Дэнверс, или Дэнни, как мы все обращались к ней, всегда относилась чрезвычайно одобрительно к нашим постановкам. И у нее было немало друзей в нашей труппе еще с детских лет. Никакие силы не могли помешать ей пропустить очередное выступление труппы».
Так вот откуда взялась Эдит Дэнверс, которая провела вместе с Ребеккой и миссис Девлин, как я был уверен, оставшиеся месяцы до кончины Изабель.
Захватив в салон-ресторан книгу Фрэнка, я продолжал читать ее и во время еды. Но про Эдит больше не упоминалось. Она промелькнула, как огонек в ночи, и снова скрылась во мраке прошлого.
И, глядя в сгустившуюся за окном темноту, я видел свое смутное отражение, которое оставалось неподвижным на фоне постоянно изменяющегося пейзажа. Глаза мои закрылись сами собой – в прошлую ночь мне удалось поспать всего часа два или три, и я почувствовал охватившую меня усталость, но заснуть все равно не смог. Просто впал в какое-то состояние полудремоты или оцепенения, балансирования между сном и бодрствованием, где я поднимался и поднимался по широкой лестнице наверх к черной двери, которую невозможно открыть и которая никогда не открывалась.
Наверное, я все же в конце концов ненадолго заснул, потому что когда дернулся от толчка, то почувствовал себя еще более разбитым, чем до того. Я снова потянулся к газете и развернул ее.
На второй странице следовало короткое сообщение: «Джек Фейвел, совладелец салона по продаже машин в Мэйфер, – читал я, – рано утром попал в аварию. Это произошло на печально знаменитом месте – закрытом повороте между Беркширом и деревенькой под названием Хамптон-Феррар. «Бентли» врезался в стену и тотчас вспыхнул. Два очевидца, которые пасли лошадей, заявили, что машина мчалась на большой скорости и не смогла вписаться в крутой поворот. Фейвел мертв. Полиция ведет расследование».
Поезд дернулся, колеса заскрежетали, но потом, набрав скорость, снова застучали в прежнем ритме. А на меня накатило чувство горечи и вины одновременно. Вынув из кармана кольцо, я долго вглядывался в него. Смерть окрасила наш разговор с Фейвелом в новые оттенки. Вслушиваясь заново в его описания Гринвейза, я увидел Ребекку верхом на лошади.
Случайностью ли оказалась его смерть? Или ему захотелось повторить с зеркальной точностью смерть Максима де Уинтера? И когда два этих человека мчались по дороге, чего они добивались: пытались догнать Ребекку или скрыться от нее? О чем думал и что переживал Фейвел в те часы, когда расстался со мной, и до того, как сел за руль? Скорбел или продолжал пить, чтобы удержать демонов подсознания? Судя по всему, он переживал гораздо сильнее, чем мне казалось, его отчаяние было намного глубже. И мне следовало бы слушать его внимательнее, смотреть на него более пристально, ловить все оттенки выражения на его лице. Теперь кольцо Ребекки осталось у меня – кольцо, которое, как он заявил, приносит несчастье. А я вспоминал тот момент, когда сам видел это кольцо у нее на руке. Ее бездонные глаза смотрели на меня. «Ты живешь здесь?» – «Где, в церкви? Нет. Пока еще нет»…
Плотный сумрак пронизали огоньки на горизонте, мое отражение прижалось ко мне носом к носу. Вскоре после полуночи поезд со скрежетом начал тормозить. А в половине первого мы подъехали к станции. Дежурил один таксист, и он довез меня до дома.
Прежде чем открыть дверь, я несколько минут постоял на ступеньках. Ночь стояла безлунная, черные волны медленно облизывали прибрежную гальку. Ветер усиливался, и начинал накрапывать дождь. Темная полоса леса Мэндерли сливалась с морем, но я все равно смотрел в ту сторону, словно надеялся что-то разглядеть.
Призраки, целый день не отступавшие от меня ни на шаг, уверенно прошли следом за мной в дом, расселись каждый в своем углу и ждали, когда же я снова выну кольцо Ребекки. Бриллианты отразили свет зажженной лампы, и я вдруг поймал себя на мысли: действительно ли это кольцо приносит несчастье? И тотчас же попытался переубедить себя: смешно верить в подобные глупости, как смешно верить в призраков. Ветер за окном шумно вздохнул и толкнул калитку. Задвижка задребезжала.
Завтра я продолжу свои изыскания, но уже без помощи Фейвела и без неуловимой Дэнверс. Пока я не мог представить, в каком направлении мне теперь двигаться, где искать новые, неизвестные еще мне свидетельства. В конце концов, я не мог надолго прерывать свою текущую работу. А ту, за которую взялся здесь, я завершил две недели назад. Оставалось доделать кое-какие мелочи, с которыми я успею справиться завтра. Значит, теперь у меня появится больше времени на то, что, в сущности, и привело меня в эти края. Но это вовсе не означало, что я собираюсь навсегда связать себя с Керритом. Придет минута, когда мне придется сознаться самому себе, что пора оставить все как есть; что темные воды прошлого поглотили Ребекку и мне не удастся донырнуть до того места, где она исчезла.
И вдруг среди монотонного шума волн, порывов ветра и дробных ударов капель дождя о крышу я различил посторонний звук – звук шагов по дорожке перед домом, лязг задвижки на калитке и скрип, словно ее резко распахнули. Я выключил свет и подождал, когда мои глаза привыкнут к темноте, а потом осторожно вышел на крыльцо. Корабль, освещенный огнями, двигался на горизонте, а море вздыхало, подкатывая к берегу, а потом с шуршанием увлекало за собой гальку.
И в одном ритме с прибоем калитка то открывалась, то захлопывалась снова. Наверное, сильный порыв ветра сорвал задвижку. Правда, прежде такого не случалось. Подойдя к ней, я снова закрыл ее и проверил, крепко ли она держится, а потом бросил взгляд на берег.
Смутная фигура скользнула между скал. Сердце мое замерло, словно страх сжал его в кулак. И в голове пронеслась мысль: она вернулась за своим кольцом.