Брижитт тщетно пыталась заснуть: встреча со старой подругой, рассказ Шарли и особенно то, о чем она умолчала, не давали ей покоя с момента отъезда матери и сына. Однако сильнее всего ее беспокоила их ближайшая участь.

Прежде Брижитт еще никогда не видела подругу в таком состоянии. Даже когда Шарли сбежала из клиники, куда поместила ее мать на принудительное лечение от наркозависимости, и среди ночи объявилась в доме Брижитт вместе с Фабианом, отцом Давида, она выглядела менее отчаявшейся и потерянной, чем сейчас.

Впрочем, и было отчего: на сей раз ей предстояло скрываться не от матери. Если она на самом деле убила копа (и, вопреки всему, Брижитт ощущала горькое удовлетворение, зная, что он уже не сможет ей навредить), то ее будет разыскивать, без преувеличения, вся полиция Франции. И к тому же еще Давид… Он выглядел так… странно. Не то чтобы он казался потрясенным, но, в каком-то смысле, был таким же, как и его мать: потерянным, словно отсутствующим… как будто на грани обморока. Шарли хоть отдавала себе в этом отчет?..

И вдруг, словно в ответ на этот последний вопрос, Брижитт услышала тихий щелчок замка входной двери.

Эдуар решил вернуться?.. Все-таки он душка… Славный парень и замечательный любовник, всегда восхищавшийся ее округлостями. Однако Брижитт уже сожалела о том, что дала ему запасные ключи. Вот так всегда: начинается с безобидной зубной щетки, в одно прекрасное утро обнаруживающейся в вашей ванной комнате, а заканчивается внезапным появлением среди ночи, несмотря на предупреждение о «важном семейном деле»!

Неужели он следил за квартирой? И вернулся, убедившись, что неожиданные гости уехали?

Увы, судя по всему, ей предначертано судьбой провести сегодня ночь без сна…

Брижитт вздохнула, села на постели и зажгла сигарету, слегка улыбаясь уголками губ. Или лучше изобразить на лице упрек?..

Прошла минута… другая. Брижитт не отрывала глаз от крошечного красного огонька сигареты, чувствуя, как мысли разрываются между Шарли, Давидом, Эдуаром…

Она прислушалась, но в квартире было тихо. Разве что… слабый шорох и усталое поскрипывание старого паркета, словно от чьих-то осторожных шагов по истертому ковру.

С чего вдруг Эдуар решил поиграть в индейцев? Или он по каким-то причинам решил сохранить свой ночной визит незамеченным?

На долю секунды ей пришла мысль о взломщике, но Брижитт тут же отмела ее как совершенно нелепую. Она помнила, как мягко щелкнул замок — явно под воздействием привычного ключа, а не воровской отмычки. Скорее всего, Эдуар хотел сделать ей сюрприз… К тому же на последнем этаже находились самые маленькие и дешевые квартирки, так что, если бы взломщик захотел как следует поживиться, он наведался бы в какие-нибудь шикарные апартаменты, расположенные ниже. Так что, очевидно, речь шла о какой-то дурацкой шутке — возможно, вызванной ревностью.

Слегка раздраженная, Брижитт отбросила простыню и встала с кровати, собираясь направиться в гостиную. Но когда она была уже у порога, как будто чья-то холодная рука сжала ее сердце.

Там, прямо за дверью, кто-то был. Она явственно ощущала чужое враждебное присутствие.

Брижитт замерла и прислушалась. Не услышав больше ничего, слегка пожала плечами. Не иначе, вся эта история с Шарли подействовала на нее слишком возбуждающе…

— Черт возьми, Эд! С чего вдруг тебе вздумалось прятаться?

Она резко распахнула дверь, переступила через порог и включила в гостиной свет. И тут же поняла свою ошибку.

В квартиру действительно проник чужой человек. Он стоял прямо перед ней. Высокий, стройный, облаченный в элегантный костюм. Прядь светлых волос небрежно спадала ему на лоб. Он чем-то напоминал агента ФБР, но скорее из комедийного фильма. Или некий шарж на французского аристократа, потомка старинного рода. Если не считать его совершенно неуместного присутствия в этом месте в такое время, в нем не было ничего угрожающего.

Брижитт попятилась:

— Что?

— Добрый вечер, Брижитт. Я ищу Шарли. Вы не подскажете, где я смогу ее найти?

Он говорил с тем легким жеманным сюсюканьем, с которым некоторые не в меру ретивые ценители прекрасного произносят «эскюйство» вместо «искусство». Несколько мгновений Брижитт разглядывала его. И вдруг истина обрушилась на нее со всей очевидностью: этот светский акцент был ненастоящим, фальшивым. Этот человек был не тем, за кого себя выдавал. Хотя Брижитт уже давно носила потрепанные балахоны с бирками «Made in Katmandou» вместо прежних шикарных туалетов, она выросла в богатой и добропорядочной буржуазной семье, и ей не составляло труда отличить настоящее золото от подделки.

Это открытие окатило ее ледяной волной ужаса. Этот человек лицедействовал. Он разыскивал Шарли. И уж, во всяком случае, он не был полицейским.

Значит, этот человек был опасен.

Брижитт ощутила мощный всплеск адреналина и быстро оценила ситуацию. В пределах досягаемости не было ни одного предмета, который мог бы послужить оружием. Дверь спальни была в трех метрах позади. Она запиралась на замок, но ее верхняя часть представляла собой витраж с узором из разноцветного стекла. Но все равно, если бы удалось быстро проскочить в спальню, можно было бы запереться и позвать на помощь…

Человек уверенно и небрежно шагнул к ней, и это движение мгновенно нарушило ход мыслей Брижитт. Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и за это время она успела заметить в его глазах жестокий, примитивный блеск, словно у хищника.

Она резко повернулась, собираясь броситься в спальню, но он схватил ее еще раньше, чем она успела сделать хоть шаг.

Затем он нанес ей удар в печень — резкий, точный, сокрушающий. Брижитт без единого звука рухнула на пол. От адской боли у нее перехватило дыхание, и она не смогла даже закричать, чтобы услышали соседи.

Человек склонился к ней и прошептал прямо в ухо:

— Ты мне скажешь, где она. Ты мне это скажешь, грязная, вонючая потаскуха, а после будешь умолять, чтобы я побыстрее покончил с тобой… — Ненависть, звучавшая в его словах, обжигала почти физически.

После были только ужас, боль и, наконец, тишина.

— Мама, что с нами будет?

Давид прошептал эти слова несколько минут спустя после того, как они с матерью вместе улеглись в кровать, под огромное теплое одеяло, в чистой и хорошо натопленной комнатке небольшого отеля.

Попетляв некоторое время по улицам, Шарли обнаружила этот отель — не так далеко от дома Брижитт, на улице Гран-Приере, за бульваром Вольтера. Он скорее напоминал семейный пансион, чем пристанище туристов, и Шарли порадовалась своему выбору: портье, зевая, записал их имена в регистрационную книгу, не спросив документы и даже не обратив особого внимания на них самих.

Сейчас она лежала в кровати, крепко прижав к себе Давида и разглядывая его лицо в слабом свете ночника. Шарли оставила ночник включенным, но набросила на абажур полотенце, и теперь комнату наполнял мягкий оранжевый полусумрак.

Однако ни ей, ни Давиду не удавалось заснуть, даже несмотря на умиротворение от того, что они были вместе, к тому же свободные, как никогда прежде.

— Мы выкарабкаемся, котенок. Ты ведь это знаешь, правда?