Жрец сидел неподвижно. Морщинистые безресничные веки прикрывали усталые умные глаза. Губы чуть вытянулись и образовали узкое влажное корытце.

— Я хотел бы узнать, — более твердо повторил Филипп, — выполнит ли страна Хем тайный договор и пошлет ли легионерам Рима хлеб в Азию?

— О чем ты говоришь? — Тонкие брови жреца еле заметно вздрогнули.

— О тайном договоре обоих Египтов, Верхнего и Нижнего, с народом и Сенатом Римским, — медленно проговорил Филипп и, не давая жрецу возразить, процитировал: — «В случае Митридат — Понтиец или же Тигран, царь Армянский, или же парфы, дикие и вольнолюбивые, нападут на народ римский, страна Хем, друг Рима, безвозмездно снабдит армию народа римского хлебом, вином и стадами в количестве qvantum satis[27]…» — Филипп растянул последние слова и лукаво сощурился. — Я думаю, не надо пояснять, что по этому договору страна Хем обещает кормить армию Рима до полного насыщения?

Жрец молча впился пальцами в резные подлокотники. Было видно: слуга Озириса никак не ожидал, что тайный договор Египта и Рима известен понтийцам.

— Ты рассказываешь мне сказки и хочешь, чтоб я тебя слушал… — неуверенно разжались сухие губы.

Филипп внутренне восхитился собой: римские вояки выболтали ему все тайны, проигранное в доме старого Фабия золото искрится теперь в растерянном взоре египтянина. Но это еще не все. Пусть жрец подумает, что тайны идут… Он как бы случайно вытянул руку. Луч светильника упал на римский перстень, подарок вифинского Никомеда.

— Сказки передают из уст в уста, — начал он, — а договоры… — Жрец, не отрываясь, смотрел на его руку. — А договоры… — тянул Филипп, давая ему возможность убедиться в подлинности перстня, — их знают только избранные, о брат Гора, — закончил он, убирая руку.

Жрец снова, теперь уже гораздо шире, раздвинул сухие губы:

— Тогда ты должен знать не только о том, что ждут от нас римляне…

— Но и о том, чего страна Хем не ждет от них? — улыбнулся Филипп. — Знаю. Три легиона плывут из Италии, чтобы высадиться вблизи Эритреи и сковать последнюю волю Египта. Если хочешь, я перечислю тебе военных трибунов и легатов, командующих войсками. Они потребуют от вас большего, чем обещано в договоре.

Сухая шея старого грифа судорожно втянула голову в плечи.

— Сыны Хема не хотят войны. Мы ничем не поможем владыке Понта.

— Бои разыграются в сердце пустыни у парфо-армянской границы. — Филипп ободряюще прикоснулся к руке жреца. — Лишенные хлеба и воды, римляне не выдержат.

— Мы не можем не отправить караваны с зерном, ты сам сказал: плывут новые легионы…

— Египет отправит столько зерна, сколько обязан по договору, — возразил Филипп. — Не ваша вина, если все караваны будут разграблены кочевниками. Неужели сыны Хема, дети Египта, прольют свою кровь, защищая римское зерно?

Жрец тихонько засмеялся.

— Ты мудр. Я щедро награжу тебя. Куда ведет твой путь?

— Отведу корабли и снаряжу караван в Счастливую Аравию.

— А ты не хотел бы на твоих биремах достичь берегов Йемена Аравийского?

— По пескам?

— До конца луны ты бросишь якорь в Персидском заливе. Я подарю тебе великую тайну Египта — кратчайший путь в страну росных ладанов, — ты заслуживаешь этой тайны!

Эритрейская коса, узкий песчаный перешеек — путь из Египта в Азию. За ней — вечно горячее море. Воды этого моря так солоны, что человек в них не тонет и корабль почти не двигается.

Понтийцы разбили стан в глубине бухты. Их никто не потревожит здесь: муки, вяленой баранины, вина и свежей воды оставлено в достатке.

Великая тайна была доверена только Филиппу.

На биремах его уже ждали новые кормчие и гребцы-египтяне. Они проложили в песках деревянное русло из досок и бревен. Караван верблюдов и четыре мощных слона сопровождали мореходов. Ловкие и быстрые египетские моряки опутали корабли сетью крепких канатов и впрягли верблюдов. Слонов погнали впереди. Тяжело скрипя, суда скользили по деревянному руслу сухой реки.

Филипп, обняв резную Нереиду, стоял на носу передней биремы. Он плыл в пустыне.

Луна была на ущербе. Она показалась лишь под утро. Узкий морской рукав блеснул на восходе солнца. Первая бирема застряла в песке. Рабы на слонах въехали в воду. Темно-серые, морщинистые, как живые горы, вислоухие гиганты натянули канаты. Корпус судна плавно закачался. Бирема поплыла по волнам. Слоны вывели в море и остальные застрявшие суда.

Семнадцать дней длилось плавание. Палящая жара не смягчалась бризом. Море, затянутое красно- бурой ряской водорослей, застыло, как Меотийские болота. От побережий тянуло раскаленным зноем. Скалистые берега Африки вставали по правую руку. Налево белели горячие пески Аравии.

Подымались миражи: голубые реки, розовые дворцы, зеленые пальмы. Молодые матросы видели обнаженных дев, играющих на волнах.

Боясь гнева египтян, Филипп ничего не записывал. В памяти отмечал пройденные расстояния, мысы и бухты, характерный цвет воды, свечение по ночам. Видел крылатых рыб и страшных морских собак. В жертву местному Посейдону бросили в воду черного раба. Морские собаки растерзали несчастного, прежде чем он успел захлебнуться. Филипп попросил поймать морскую собаку, но кормчий в ужасе отшатнулся — нельзя оскорблять бога!

Становилось все жарче. На левом берегу Филипп заметил рощи уродливых полузасохших деревьев. Стоявший рядом старый мореход рассказывал: в этих рощах гнездятся гарпии — полуженщины, полуптицы — с железными когтями, которыми они терзают зазевавшихся путешественников, и сирены, заманивающие тех же глупых путешественников сладким пением; здесь же обитает птица Феникс, которая сама себя сжигает через каждые пятьсот лет, чтобы вновь возродиться из пепла.

Филипп слушал морехода и наблюдал за берегом.

Люди в белых и полосатых покрывалах толпами бежали к морю. Они размахивали дротиками и гортанно кричали. Все говорило о том, что они готовятся к бою. Филиппа поразило: египтяне не выражают никакого беспокойства. Бросив якорь в убрав паруса, мореходы спокойно поджидали бегущих; на палубе под тенью навесов были разостланы циновки, на них — кубки с вином, блюда с египетской снедью.

Челноки арабов один за другим приставали к биремам. Бронзовые, с резкими орлиными профилями, кочевники прыгали на палубу. Старший кормчий, которого они приветствовали как доброго знакомого, указывал им на Филиппа. Сбившись в кучу и скрестив на груди руки, арабы вдруг как по команде склонили головы.

— Посол Солнца! Шейх просит тебя почтить его шатер! — прокричали они хором, причем каждый старался, чтоб был слышен только его голос. — Он ждет тебя! — и обступили онемевшего от изумления Филиппа.

«Шейх знает… Как он мог узнать о моем прибытии? Сигнальные костры? В пустыне? Едет посол Митридата?» — пронеслись тревожные мысли. Эта догадка огорчила Филиппа: слуга Озириса не так уж мудр, раз доверил сигнальным кострам его тайну…

Путь к ставке шейха лежал через рощи уродливых, полузасохших деревьев. Почему полузасохших? Филипп пригляделся и понял: многие деревья у дороги были подсечены. Из порезов стекали и влажно блестели алые, золотые, зеленые, розовые, голубовато-серебристые и багряно-винные смолы. В косых лучах солнца лес вспыхивал разноцветными отсветами. Воздух был душист и свеж.

Шейх, окруженный свитой фарисов-наездников, встретил Филиппа на полдороге. Приветствуя гостя, фарисы высоко в воздух кидали копья и ловили их на скаку.