могли позабавиться, – и сама вызвалась отправиться на съемки. Сравнение с «телкой», казалось, нисколько не смущало ее. Кроме того, она уже бывала в «студии» прежде и теперь, как решила про себя Дот, хотела освежить некоторые воспоминания.

По утрам у Стефании был еще один повод посидеть в «Марокко» подольше: здесь, прямо за столиком, в непринужденной атмосфере просыпающегося города она любила медленно приводить себя в боевой порядок, начиная с подведения глаз и заканчивая приклеиванием накладных ноготков. Свои ногти, тоже вполне красивые, Стефания предпочитала стричь, поскольку так было гораздо удобнее печатать на домашнем компьютере. В последнюю очередь она обрисовывала яркой помадой рот. Наклеивание же ногтей требовало сосредоточенности, и Стефания непроизвольно облизывала губы.

Она уже перешла к указательному пальцу левой руки, что означало скорое успешное завершение мероприятия, когда внимание ее привлекли двое юношей, севших за дальний столик в углу.

Один был среднего роста, едва ли намного выше Стефании, и плотно сложен. Если бы не подвижная жестикуляция, которой он сопровождал поток слов, можно было бы подумать, что это и есть один из представителей типа «увалень». Стефании понравились его мальчишеское лицо с большим ртом и короткая стрижка. Бойскаут, решила она, и перевела взгляд на второго юношу. Тот вел себя сдержанно, больше слушал, что говорит ему приятель, однако по гордо поднятому подбородку и спокойному взору, который он то пускал ПО залу, то устремлял на собеседника, было видно, что он привык быть центром внимания. И точно, когда он заговорил, едва заметно открывая рот и почти не делая движений, «бойскаут» весь обратился в слух.

На плече второго юноши висела фотокамера в специальной сумочке. Прежде чем сесть за стол, он поставил рядом со своим стулом точно такую же сумку, только раза в два больше. Вероятно, это было как-то связано с его работой или увлечением.

При взгляде на камеру Стефания вспомнила о предстоящих съемках и сверилась с часиками, невесомой черной змейкой обвивавшими левую руку. Старенькие «Картье» показывали, что в ее распоряжении есть еще двадцать минут.

Подушечкой пальца Стефания протерла циферблат. В свое время она отдала за эти часики немногим менее полутора тысяч «самцов».[2]

Поскольку Стефания всем видам транспорта предпочитала пешие прогулки по городу, который она любила странной любовью пленницы закоулков, витых решеток и старинных дверных ручек, которых вокруг становилось все меньше, она могла точно рассчитывать свое время и знала, что за двадцать минут ей ничего не стоит покрыть расстояние от «Марокко» до студии на 7-й Авеню.

«Свои двое» подвели ее только однажды, когда она прилетела в Бангкок и в первый же вечер решила прогуляться по городу, предварительно позаботившись о подробной карте. Стоило ей покинуть отель «Нана», что расположен в юго-восточной центральной части города, и пройти несколько шагов до оживленного перекрестка Сукхумвит и Сои-3, как ее умыкнул в такси какой-то местный зазывала, искренне думавший, что говорит по-английски. Из-за этого вся программа вечера пошла насмарку, но Стефании сделалось весело, и прежде всего от своей полной беспомощности. От нового знакомого нельзя было просто так отделаться. Он был маленький, щуплый и все время говорил. Он как будто только всю жизнь и делал, что стоял на улице и ждал Стефанию.

Через несколько дней она поняла, что допустила весьма простительную ошибку человека, впервые попавшего не просто на Восток, а именно в Тайланд. Целый рой подобных зазывал кормится в Бангкоке и других крупных городах за счет белых туристов. Причем не просто белых, а незагорелых. В Таиланде бронзовый отлив получаешь так быстро, что, если тебе на глаза попадается бледный и потный европеец с бутылкой уже теплой «колы» да еще в районе гостиниц – знай, что это идет потенциальная жертва зазывалы. Зазывала буквально ловит его и везет по знакомым ювелирным магазинам, ателье, где свои портняжные услуги предлагают многозначительные индусы в засаленных тюрбанах, а если позволяет время суток – то и по ночным заведениям. Там несчастный подвергается не менее продуманным атакам продавцов и уступает, делая только им одним нужную покупку.

Так было и со Стефанией. Она купила тяжелый серебряный браслет в форме дракона и почти невесомую цепочку на шею. И снова только потому, что была очарована обаянием хорошенькой продавщицы, не отходившей от нее ни на шаг и всем своим видом словно показывавшей, что, доплати «мадам» еще немного, и она завернет в подарочную бумагу саму себя. Зазывала терпеливо ждал за порогом магазина. Когда они уже ехали дальше, он как бы между делом поинтересовался, на сколько долларов Стефания осчастливила свой женский гардероб. Было очевидно, что он подсчитывает причитающиеся ему проценты.

В конце концов Стефании удалось отделаться от назойливого знакомого, ставшего как ни в чем не бывало предлагать для «богатой мадам мальчика на всю ночь», и она бросилась искать указатели улиц.

Ни единого опознавательного знака. Конечно, можно было взять такса-метр[3] и назвать нужное место – в надежде, что тебя поймут, однако Стефания решила не изменять проверенной тактике и двинулась по городу пешком, не выпуская из рук карты. Два часа ушло у нее только на то, чтобы выяснить, что здесь почти никто не говорит по-английски, а если и говорят, то не читают карту, которая, правда, тоже оказалась почти полной противоположностью реальной местности. Отчаявшись не только определить нужное направление, но и найти по карте свое собственное местоположение, Стефания махнула рукой, взяла «тук-тук» и… еще на полчаса застряла в пробке. К назначенной в тот вечер встрече она пришла вся в мыле и с опозданием на двадцать минут.

Хотя Нью-Йорк после двадцати трех лет жизни в нем и отличался для Стефании от Бангкока в лучшую сторону, она решила не искушать судьбу и встала из-за столика.

Когда она шла к выходу, несколько посетителей, причем не только мужского пола, оглянулись ей вслед и проводили восхищенными взглядами статную пышнотелую блондинку в белой обтягивающей кофточке и короткой белой юбке, столь же откровенно подчеркивавшей упругость и богатство форм.

Стефания привыкла ощущать на себе эти взгляды, словно баграми срывавшие с нее одежду до самого белья – когда она носила таковое. Они приятно щекотали ее и не давали расслаблять сдобные булочки ягодиц под натянутой юбкой.

Конечно же, Дороти ошибалась: Стефания вызвалась отправиться на съемки в «студию» вовсе не затем, чтобы освежать воспоминания. Да, воспоминания были, и даже весьма приятного характера, однако девушка была устроена таким образом, что ее гораздо больше волновало настоящее и будущее, нежели подернутое дымкой времени прошлое.

Из прошлого она делала выводы.

В агентстве «Мотылек», кроме Стефании, была только одна профессиональная фотомодель – Наташа. С