Забравшись в трусики и натянув через голову платье, Стефания невозмутимо проследовала из туалета мимо дивана, мимо кукол и беседки, за окнами которой четыре торса делали вид, будто увлечены игрой в карты, к выходу.

Проводив гостью, Баковский вздохнул, пригладил волосы и, весь сияя, вернулся к хохочущим дружкам.

На игровом столе уже лежали заготовленные купюры – плата за живой аттракцион. Ни в ком из присутствующих не чувствовалось сожаления по поводу случившегося.

Баковский сел за Стол, хмыкнул и сгреб деньги. Потом обвел веселым взором компанию и расхохотался.

– Сегодня я продемонстрировал вам самый легкий способ разбогатеть, господа. Благодарю за внимание.

– … говоришь, контора называется «Мотылек»?

Один из устремленных на него взглядов, как показалось Баковскому, посерьезнел и сделался задумчивым.

Это ему не понравилось, и он предложил вернуться к игре.

Малыш, ты была совершенно права.

Люди могут не видеться подолгу, но если при этом они находятся на досягаемом расстоянии друг от друга, тоска не чувствуется.

Но вот ты уехала за тридевять земель, и мне стало удивительно грустно, как не было уже давно. До сих пор я полагал, что утратил эту печальную способность, наличие которой указывает, однако, на то, что человек живет полноценной жизнью. Спасибо тебе, мой маленький.

Вероятно, ты переживаешь, не донимают ли меня телефонными звонками мои прежние поклонницы. Ведь ты знаешь, что сам я почти никогда никому не звоню. Конечно, мне звонили. И не раз. Но поверишь ли: я не испытывал ни малейшего желания куда-то ехать, с кем-то встречаться и… предавать тебя только для того, чтобы предаться острым ощущениям. Какая глупость! Ни одно ощущение не кажется мне теперь достойным этого.

Раньше я мог без малейших угрызений совести по очереди назначать свидания разным женщинам. Иногда даже подругам. Смею надеяться, что они были искренни в проявлении своих чувств ко мне. Меня же самого эти перипетии по большей части только забавляли. Та же однокомнатная квартира на окраине, те же стены, зеркала, та же ванная. И те же слова. Разные женщины вели себя одинаково. Это лишний раз доказывало условность происходящего.

С тобой все эти схожести и различия не имеют для меня ни малейшего значения. Их просто нет. Но есть ты, малыш. Дай Бог, чтобы у тебя все было хорошо.

Наверное, я доверчив. Мне всегда кажется, что люди относятся ко мне искренне. Такую же искренность я ищу и в себе. Это нелегко. Всегда проще жить, не снимая глянцевой маски отрешенности и благополучия. Увы, я знаю и таких людей. Они мне омерзительны.

Наша с тобой связь получается довольно странной, малыш. И виной тому известные тебе обстоятельства. Хочешь, я скажу честно? Я теряюсь. Иногда мне хочется все сломать, изменить, получить на тебя единоличное право. Но я не делаю этого. Едва ли мне достаточно твоего теплого шепота: «Я твоя, вся-вся твоя». Меня сдерживает racio, разум, рассудок. Только не подумай, что я скрываю за этими словами свой страх. Может быть, ты уже имела возможность убедиться в том, что я стараюсь не пасовать перед сложностями. И не сожалеть о содеянном.

С тобой мне всегда хочется быть нежным. Хочется баловать тебя, ласкать, позволять мелкие проказы. По-моему, ты с самого детства не была ничьей куклой. Ты слишком рано освободила родителей от их обязанностей по отношению к тебе. Я бы желал вернуть утраченное. Возвращайся поскорей.

Интересно, думаешь ли ты обо мне сейчас? Позвонишь ли завтра? Вероятно, мой голос прозвучит буднично. Не верь ему. Верь этим строкам, которые ты прочтешь много, много позже. Пусть это будет нашей маленькой тайной. Она – как поплавок, заброшенный в голубое озеро будущего. Мы плывем к ней, но когда достигнем – окажется ли она там, где мы ожидали? Да и и будем ли мы…

Радости тебе, малыш.

В двадцать три года Рич был девственником.

А самое ужасное – он до сих пор сам никак не мог понять, кто же его привлекает больше: девушки или юноши. С юношами он был верным другом, с девушками – милой подругой. При этом и тех, и других он жутко стеснялся. Зато и те, и другие любили его за открытую, добродушную внешность, большой рот, как у ребенка-губошлепа, полноватую, хотя и вполне подтянутую фигуру и слегка раскачивающуюся походку. Ростом он не выделялся ни в ту, ни в другую сторону, но вот силой обладал впечатляющей: как-никак три года честно прозанимался в атлетическом клубе.

В Нью-Йорк Рич приехал за два дня до описываемых событий.

Все получилось неуловимо быстро и совсем не так, как он того ожидал.

До сих пор Рич жил в Кливленде, штат Огайо, на берегу живописного озера Эри. Там он, собственно, и родился. Кем становятся люди, родившиеся в этом городе, известно всем – компьютерными гениями. Рич был отнюдь не против такой участи. Отец, портовый служащий, купил сыну компьютер, когда Рич еще только начинал ходить в школу. К пятому классу мальчуган уже вовсю торговал программами собственного производства. Среди его «заказчиков» оказалась даже местная телевизионная компания. Рич прославился, но не бросал любимое дело.

После школы он тихо и мирно поступил в специализированный колледж имени Рузвельта, в котором прошел полный курс компьютерных премудростей. По опыту старших товарищей он знал, что оставаться после учебы в Кливленде и пытаться найти работу по специальности – дохлый номер: все хорошие места уже поделены между специалистами классом ничуть не ниже тебя, а соглашаться на какие-то двадцать пять или тридцать тысяч в год не позволяют амбиции.