лестнице это бесформенное 'нечто', все вокруг залили водой, а чтобы уложить тело в грубо сколоченный гроб, пришлось —в прямом смысле слова —уминать его.
Когда гробы были наконец опущены в яму и засыпаны землей, а слезы отвращения высохли, Люси ощутила полную эйфорию. Она сумела сделать то, что еще несколько часов назад казалось ей невозможным, и стала сильнее, очистилась.
Люси с легким сердцем взялась за уборку дома. Они развели посреди сада огромный костер и кинули в него весь хлам —мебель, документы, одежду, обувь, фотографии и безделушки. Веселый огонь жертвенного костра жадно пожирал ставшие ненужными воспоминания старого дома. В четыре руки Люси и Бартелеми надраивали кафель, натирали паркет, приводили в порядок ванные комнаты, отмывали жавелевой водой туалеты. Хлорка прогнала запах смерти, но теперь им казалось, что они находятся на дне пустого бассейна, —не помогали ни сквозняки, ни очистители воздуха. Жизнь Люси и Бартелеми была простой, но очень счастливой: они разговаривали, ели, ходили за покупками в городок, курили и все время хохотали. Ночевали оба в комнате Бартелеми, она —на узкой кровати, застеленной чистыми простынями, он —на полу, на груде одеял. Они так уставали, что засыпали мгновенно, едва прислонив голову к подушке. Порой у них не было сил даже на то, чтобы захлопнуть чердачное окно, хотя погода часто бывала пасмурной. Ни один из двоих не спрашивал себя, стоит ли делать следующий шаг в их отношениях. Бартелеми наверняка хотелось познать любовь в объятиях Люси, но ей нужно было время, чтобы привыкнуть к его молодости и нетронутости, перестать чувствовать себя одновременно матерью и старшей сестрой, научиться смотреть на него как на взрослого, как на мужчину.
Накануне в дом позвонил начальник отдела кадров лабораторий Эллебон —его интересовало, почему Андре Форжа, отец Бартелеми, так долго не выходит на работу.
—Он стал новым кочевником, —ответил Бартелеми, —и теперь колесит по дорогам вместе с моими матерью и сестрой.
На несколько мгновений установилась гробовая тишина —человек на другом конце провода был потрясен.
—Повторите, чтб вы сказали? Он? Адепт этого... этого...этого...
Видимо, не найдя достаточно бранных эпитетов для Христа из Обрака, кадровик повесил трубку, сообщив на прощанье тусклым голосом, что мсье Андре Форжа получит в ближайшее время письмо с уведомлением об увольнении за ничем не оправданное отсутствие на рабочем месте и может не надеяться на компенсацию.
Люси отогнала взятую напрокат машину в агентство —в их распоряжении были практически новый БМВ и 'Рено-клио' родителей Бартелеми (оба автомобиля стояли в гараже, страховка была выплачена до апреля).
Взломав гвоздодером сейф в гостиной, они нашли около ста тысяч добрых старых франков, а лежавшие там же фотографии и
—А что будет, если здесь появятся люди из Шартра?
Бартелеми в ответ только улыбнулся, как будто уничтожение последних дисков могло само по себе обезопасить их.
—Как вы собираетесь жить? —спросила Люси. —Вам ведь нужно детей кормить. —Дамьен и Сирьель, сидевшие за кухонным столом, переглянулись с улыбкой сообщников. В этой улыбке было превосходство 'тех, кто знает'.
—Новое кочевничество —акт доверия, —ответил Дамьен. —Посмотрите на птиц небесных —они не сеют и не жнут, но Отец Небесный заботится о них.
—Мы ни в чем не нуждаемся с тех пор, как выбрали эту жизнь, —перебила мужа Сирьель.
—Больше того —перед нами открываются все двери, природа из шкурки вылезает, чтобы нам угодить, посылает нам самых замечательных и открытых людей на свете.
Многозначительный взгляд Дамьена не оставлял никаких сомнений насчет природы этой самой 'открытости': Сирьель смотрела ему в рот, а он, с полного ее одобрения и согласия, глотал мышей —за неимением двойной змеи.
—Но где вы берете деньги на бензин? —не успокаивалась Люси. —А если машина сломается, чем платите за ремонт?
Дамьен отрезал себе ломоть хлеба, открыл коробку камамбера и отхватил от куска добрую четверть. 'Интересно, —подумала Люси, —как в этом тощем теле умещается столько жратвы?'
—У нас осталось немного денег от продажи квартиры и компенсации за увольнение, которую мне удалось выторговать. Скоро придется забыть о машине, бензине, деньгах и вернуться к первобытному кочевничеству, полностью положившись на щедрость матери-природы, тогда-то и обнаружатся истинные ученики Ваи-Каи, а пока мы живем между двумя мирами.
—Вы...
—Ты. Новые кочевники не говорят друг другу 'вы'.
—Хорошо. Значит, ты и твоя жена, вы собираетесь вернуться к состоянию первобытной дикости?
Резкий смешок Дамьена на несколько мгновений завис в тишине кухни. Сирьель тоже засмеялась — гораздо сдержаннее, потом встала и отправилась взглянуть на детей, их уложили в бывшем кабинете Форжа-старшего на первом этаже.
—Для начала нужно договориться о значении слова 'дикость'. Если дикость —это варварство, то наша прекрасная цивилизация была самой дикой, самой свирепой, самой убийственной и самой разрушительной из всех, что когда-либо существовали на этой земле. А если быть диким —значит заново открыть для себя изначальный Рай, дом всех законов, богатства двойной змеи, особые отношения между природой и чадами ее, —что ж, мы собираемся вернуться к дикости.
Люси кивнула на сверхплоский ноутбук последней модели, стоявший на краю стола.
—Эта штука работает на батарейках, от розетки, по кабельным или телефонным сетям...
—Всего лишь
Когда мы снова найдем дорогу к дому всех законов...
—А если ты ее не найдешь?
Дамьен засунул в рот остаток сыра с хлебом.
—Это будет означать только, что я не сумел преодолеть свои закоснелые суждения и страхи, — ответил он, прежде чем начать жевать.
Когда Люси вышла покурить перед сном, Дамьен присоединился к ней и без проволбчек и подходов спросил, хочет ли она заняться с ним любовью. Одет он был по моде новых кочевников —если можно назвать одеждой мешочек-начленник, не скрывавший возбуждения тощего неофита. Люси посмотрела на него так, как могла бы, наверное, взглянуть на шлепнувшуюся ей на ногу жабу.
В свете лунной ночи Дамьен показался ей особенно уродливым, вульгарным и страшно далеким от райской чистоты, которую он так пылко и даже талантливо защищал в конце обеда. Им, как и большинством клиентов Люси, управляла не голова, не сердце, а член. Между разговорами и реальностью, между декларируемыми принципами и живым человеком лежала пропасть. Дамьен укрывался в идеализируемом, воображаемом мире, чтобы было легче выносить себя самого и оправдывать свои поступки, вовлекая в эту жизнь жену и детей.
Добрый дикарь оставался пока не более чем мифом.
—Отправляйся к жене, —посоветовала ему Люси, и в ее голосе отчетливо прозвучало раздражение.
—Она уже спит. Дети отнимают у нее все силы. А я остаюсь один на один со своей энергией и не знаю, что мне с ней делать.
Дамьен нетерпеливо кивнул на свое 'восставшее сокровище' —оно самым наглядным образом доказывало, сколь велика пресловутая 'энергия'. Терраса под черепичным навесом примыкала к гостиной и выходила в сад, превращенный дождями в раскисшую кашу. Время от времени в разрывах между тучами
