любые времена и в любой точке этой планеты… Да что там – планеты! В любой точке Вселенной…»
Егор поднял с земли факел, осмотрелся, определился – на скорую руку, забросил факел в прихожую дома, смело направился в сторону, где в свете факела предварительно высмотрел невысокую живую изгородь – из ровно подстриженного кустарника.
Никто его так и не заметил.
Ловко перемахнув через неширокий ряд кустарника (кажется, жасмина – по запаху), Егор размеренно потрусил к неширокой реке, матовые воды которой в полукилометровом отдалении, увлечённо игрались с желтоватым лунным светом, удовлетворённо бормоча себе под нос:
– Отсутствие высоких заборов и сторожевых собак – безусловно-позитивное достижение европейской цивилизации…
Тщательно отряхнув и смыв с себя печную копоть и золу, он направился дальше – перпендикулярно к речному берегу.
«В Германии невозможно заблудиться! – рассуждал про себя Егор. – Главное – выйти на любую дорогу и дойти до первого перекрёстка…»
Через три минуты он вышел на неширокую просёлочную дорогу, ещё через пять – дошёл до перекрёстка, достал из «рюкзака» кремневое кресало, сорвал с обочины большой пук сухой травы, намотал траву на длинную ветку орешника, пощёлкал кресалом, дождавшись, когда огонь ярко разгорится, поднял вверх свой импровизированный факел, поднёс его к многочисленным дорожным указателям, щедро натыканным на перекрёстке.
– Ильзенбург! – удовлетворённо прочёл Егор на одной из табличек-стрелок и одобрительно прокомментировал: – Дойче орднунг – дас ист зер гут!
На такой случай (исчезновение Егора) был заранее разработан отдельный вариант: Алёшка Бровкин (как же без него?) должен был тут же послать двух гонцов (разными дорогами) к Лефорту, после чего заселиться в самую большую гостиницу, крепко запереться вместе с царём в номере и терпеливо ждать подмогу. Даже недельный запас продовольствия и напитков был предусмотрен, чтобы существовать автономно, не рискуя случайно нарваться на яд, подсыпанный и подмешанный коварными масонами.
На реквизированные у неприятеля денежные средства Егор нанял у заспанного немецкого крестьянина тележку, в которую был запряжён такой же заспанный и сонный коняшка, и уже к завтраку подъехал к «Золотому поросёнку» – самому известному и крупному постоялому двору Ильзенбурга.
Пётр, выслушав подробный рассказ Егора о ночных злоключениях, откровенно испугался и сильно замандражировал:
– Это что же такое творится на белом свете? Сегодня они тебя, Алексашка, украли, а завтра что – меня? Говоришь, пытать хотели – свинцом расплавленным? – Пётр неожиданно побледнел, упал на пол и забился в несимпатичных конвульсиях, на царских штанах появилось большое мокрое пятно…
Царя откачали, переодели в запасные сухие порты, усадили в кресло, к ушибленному во время падения затылку приложили кусок льда (хозяин гостиницы любезно принёс из погреба), завёрнутый в толстую холстину.
– Что, мин херц, может, уже поедем домой, в Россию? Раз такие дела происходят – насквозь непонятные? – заботливо предложил Егор. – Насмотрелись вдосталь на эту Европу, хватит! Лично я уже соскучился сильно – по дому, по жене, по детям. Даже по Москве нашей, занюханной и задрипанной…
– По жене он соскучал, надо же! – чуть слышно пробормотал Пётр и тут же строго велел Бровкину: – Алёшка, выясни у хозяина двора постоялого насчёт доступного и весёлого женского пола… Быстро у меня! Да, и скажи, чтобы водки грушевой принесли большой штоф и колбасы свиной, кровяной! А по поводу, куда мы двинемся дальше, я тебе, Алексашка, скажу завтра утром. Вот отдохну как следует, тогда уж и решу…
Отдохнув и знатно развеявшись (как следует – по его понятиям), Пётр во время завтрака следующего дня объявил:
– Не могу я вернуться домой, не посмотрев Голландии! Столько мечтал о том, столько раз она мне снилась по ночам! Да и на Англию зело хочется взглянуть…
– Мин херц! – принялся уговаривать царя Егор. – Ну, ладно, Голландия, раз она тебе снилась… Хорошо, посетим, даже не спорю! Но Англия эта штопаная… Там толком и смотреть не на что! Туманы сплошные, да овцы белые пасутся вдоль дорог – мне Лефорт рассказывал… Знаешь, как можно будет сделать, чтобы неизвестных врагов окончательно сбить со следа? Когда Голландию осмотрим, то корабль наймём, чтобы плыть в Англию. А как только выйдем в открытое море, то капитана сразу и плотно забросаем ефимками, и – в Балтику… Можно высадиться и в Курляндии, а можно и дальше идти: до устья реки Невы. Красивые там места, очень интересные. Вот где бы заложить большой порт торговый… Ещё потом можно будет по Неве выйти в озеро Ладожское, вдоль его берега дойти до устья реки Волхов. А по Волхову доплыть до самого Новгорода, а там уже и до Москвы – рукой подать… Этим путём сам Рюрик пришёл на Русь…
– Рюрик, говоришь? – заинтересованно вскинул вверх правую бровь царь. – Ну-ну! Интересно. Подумаю над твоим предложением, охранитель…
В городке Ксантене, что располагался на пологом берегу Рейна, они наняли два крепких плоскодонных баркаса и пошли вниз по течению великой европейской реки, на встречу с Атлантическим океаном. По совету Якова Брюса, баркасы свернули правым рукавом Рейна и вскорости добрались до первых шлюзов, ведущих в знаменитые голландские каналы.
– Вот они какие – шлюзы! – громко восхищался Пётр, увлечённо разглядывая шлюзное хозяйство. – Умно придумано, умно! Надо будет так же сделать на нашем канале между Волгой и Доном…
По прямым и узким каналам баркасы шли на «конной тяге»: каждое судно тянули по две лошади – специальной тяжеловозной породы, размеренно идущие по разным берегам. Все поля, видимые с баркаса, были разбиты на разноцветные (в зависимости от выращиваемых культур) квадраты и прямоугольники.
– Вся-вся земля у них в деле! – в восхищении хлопал себя по костистым коленям царь. – А у нас – пустошь на пустоши… Эх, лень русская! Ужо, когда вернусь – буду у помещиков нерадивых отнимать землицу пустующую…
– Правильно, государь! – одобрил Егор и тут же развил эту тему: – И не только землю, но крепостных крестьян отбирать надо! Отобрали, и на те же самые наделы земельные и посадили! При этом ещё и пообещать можно, мол: «Если поставишь за десять лет государственной казне столько-то пшеницы, ржи, или там – мяса разного, то и вольную получишь». А что такого? Какая разница: крепостной крестьянин или вольный? Лишь бы работал неустанно, землю пахал, сеял, скотину выращивал бы… А если ещё и порт торговый заложить на Балтийском море, то точно – завалим весь мир житом да пшеничкой русской…
– Может, ты и прав, Алексашка, – немного подумав, согласился Пётр: – В Европе-то все землепашцы вольные. А работают как, видел? Нам только и остаётся – завидовать да тайком утирать слюни…
Одного только царь не одобрял, пессимистически ухмыляясь:
– Зачем им так много разных цветов? Баловство одно и трата денег! Столько земли глупостью занято…
Действительно, поля с зерновыми культурами и созревающими овощами регулярно чередовались с земельными участками, на которых выращивались самые различные цветы: гиацинты, нарциссы, левкои, тюльпаны – всевозможных расцветок…
– Не скажи, мин херц! – не соглашался Егор. – На цветах можно делать даже очень приличные деньги…
– Ну и как, скажи на милость?
– Да очень просто. Сами-то цветы голландцы скармливают своим коровам и козам, а вот луковицы, из которых те цветы произрастают, их-то они и продают…
– Кому продают-то?
– Ну, графам разным, маркизам, князьям, прочим денежным людям, у которых есть замки, или просто большие загородные дома, окружённые парками. В Европах принято перед парадными входами домов людей знатных и богатых клумбы разбивать цветочные, в парках – так же…
– Ну, если так оно, тогда конечно! – согласно покивал головой Пётр и неожиданно размечтался: – Вот, прогоним шведа с берегов моря Балтийского, заложим там большой город – с дворцами и парками… Тогда и придётся посылать гонцов в эту Голландию – за луковицами цветочными… Да что там – гонцов! Я, в таком раскладе, и сам лично приеду за этими луковицами, да и тебя, Алексашка, прихвачу с собой…
