– Ладно, герой! – облегчённо улыбнулся Егор. – Веди, показывай!
Алёшка Бровкин был бледен, но достаточно бодр: сидел в старинном немецком кресле, голый по пояс, с плечом, туго перетянутым холщовыми полосами, без парика, с узкой повязкой на льняной растрёпанной голове.
– Сиди, поручик! – входя в комнату, небрежно взмахнул рукой Пётр-Возницын, заметив, что раненый пытается встать. – Кстати, Данилыч, а почему это такой красавчик до сих пор ходит неженатым? Да и Васька Волков, у которого ты нагло увёл из-под носа красавицу-невесту, всё ещё холост? Так-то ты заботишься о своих подчинённых…
Егор знал, что на царя – в моменты, когда он сильно нервничал или чего-то боялся, – всегда нападала излишняя говорливость, поэтому непринуждённо поддержал разговор:
– Вот думаю, когда вернёмся в Москву – сразу и оженить обоих. На девицах Буйносовых. А что? Девки симпатичные, в самом соку, род, опять же, знатный и древний… Девиц пусть сами делят между собой. Пусть хоть жребий бросают… Работа у них общая, поэтому должны поддерживать друг друга, с полуслова понимать. Вот пусть и породнятся – для пользы дела… Как ты, мин херц, поддерживаешь такой мой выбор?
– Да поддерживаю я, поддерживаю! Хватит языком молоть – словно жерновами мельничными! – недовольно, словно от зубной боли, скривился царь, уже начавший приходить в себя. Ещё раз посмотрел на Бровкина спросил строго: – Тот, которого ты допрашивал, успел что-нибудь толкового сказать перед смертью?
– Успел, государь! Они все трое – варшавские хваты, тати ночные с большой дороги. Так что тот, которого Матвейка проколол шпагой, немного понимал по-нашему… Нанял их какой-то неприметный тип: убить русского волонтёра Петра Михайлова, заплатил щедро – итальянскими золотыми монетами. Имени заказчика покойник не знал… Точно – не знал! Я его очень хорошо допрашивал – как Александр Данилович учили… Только одно поляк приметил: по характерному выговору этот неприметный господин – типичный англичанин…
Для серьёзного разговора собрались в спальне у Петра. Перед тем, как запереть дверь на ключ, царь велел Солеву, поставленному часовым в общем зале:
– Слышь, как тебя… Матвейка! Раздобудь выпивки хорошей – чтобы глаза повылазили на лоб! А то мне уже порядком надоело это смешное местное пойло, пусть его потребляют дети малые… Да живо у меня чтоб! Как достанешь – в дверь постучишься!
Пётр несколько раз щёлкнул массивным бронзовым ключом, повернув его в скважине замочной, в упор уставился на Егора:
– Ну, охранитель, подробно рассказывай: за что англичане могут иметь на меня зуб острый?
– Напрасно ты, мин херц, сразу на англичан думаешь! Наёмники – польские, монеты – итальянские, говор – английский… Ни о чём мне это не говорит, честное слово! Помнишь, что в таверне сказал этот фон Принц напомаженный? «В дипломатии европейской все привыкли загребать жар чужими ладонями, тщательно заметать за собой следы – как рыжие лисы хвостами. Поэтому, зачастую, истинная правда всплывает на поверхность только через много лет и даже – десятилетий…» Поэтому лично я ничего не понимаю и честно тебе, государь, признаюсь в этом! Пока – не понимаю…
– А ты, герр Франц, что думаешь – про англичан? – на этот раз царь обратился к Лефорту.
Гер Франц скривился – словно зубчик ядрёного чеснока раскусил:
– Очень неприятная нация, государь! Гораздо хитрей и рассудительней, чем немцы, голландцы и французы вместе взятые! И жадные – не приведи Бог! Торговцы и коммерсанты – первостатейные… И вот ещё, по поводу: «привыкли загребать жар чужими ладонями!» Эта фраза как раз больше всего и подходит к международной политике английской…
– Поясни! – заинтересованно велел Пётр.
– Не любят английские политики, когда у них под боком обитают сильные соседи. Поэтому соль их высокой дипломатии заключается в следующем. Без устали ссорить страны европейские между собой. Пусть, мол, воюют постоянно – друг с другом. Слабый сосед – хороший сосед. Со слабым соседом – и торговать выгодней, сподручней. А выгодная торговля – залог успеха государственного…
– Я-то здесь при чём? – опешил царь. – Я мешаю их торговле?
– Ну, в общем – да! – понимающе переглянувшись с Лефортом, предположил Егор. – Вернее, пока не мешаешь, а просто представляешь некую угрозу… Вот вспомни сам, сколько торговых кораблей иноземных мы с тобой видели в порту Архангельска?
– Ну, где-нибудь около девяти десятков.
– А сколько из них – под английским флагом?
– Да, половина, почитай! Может – и более…
Лефорт назидательно поднял вверх свой тонкий указательный палец, украшенный золотым перстеньком с лучистым бриллиантом:
– Вот, единовременно – пятьдесят английских торговых кораблей! Единовременно! Лён, ворвань, дёготь, поташ, строевой лес, пиленые доски, меха… Это очень серьёзные деньги, милый мой Питер, очень серьёзные…
– А ты, мин херц, собрался заложить на Балтийском море порт, корабли строить – и военные, и торговые. Следовательно, желаешь оставить купцов аглицких без куска хлеба! – подхватил эстафету Егор. – За что же англичанам любить тебя?
– Действительно, не за что! – подумав с минуту, согласился Пётр.
Интересный и познавательный разговор был прерван осторожным стуком в дверь: это старательный Солев притащил просимые Петром крепкие алкогольные напитки.
– Что достал? – несколько раз щёлкнув ключом, строго спросил Пётр.
– В той пузатой бутыли, где якорьки, там ромус ямайский. А во второй, Прокофий Савельевич, водка австрийская, грушёвая, крепкая…
– Какой я тебе к свиньям – Прокофий Савельевич? А, ну да, ну да… Иди, братец, иди. Вот тебе рубль серебряный – за усердие…
Глава четырнадцатая
Голубые пушки, картошка и ловушка
Они дружно выпили весь ром ямайский, сверху рома – усугубили водкой грушевой, после чего и решили единогласно – что дальше делать.
– А ничего делать и не надо! – подвёл Егор жирную черту под этим разговором. – Чего такого случилось-то? Три польских жулика решили ограбить наших ребят посольских. Да только вот те оказались не робкого десятка: сопротивлялись, даже попытались задержать татей. Ну, убили до смерти всех поляков – в жаркой скоротечной схватке, бывает… Что из того? Вот вам трупы злодеев, забирайте, хороните, Бога ради… К волонтёру Петру Михайлову приставим дополнительную охрану. Главное, что дьяк Прокофий Возницын совершенно никого не интересует! Ещё отпишем князю-кесарю, чтобы «тройника» чаще демонстрировал – всем подряд, включая послов иноземных… Допустим, что нашего Петра Михайлова вороги убьют, всё же. Подумаешь! Честно признаемся, что, мол, это был обычный «двойник», а настоящий-то царь – он на Москве остался, занимается делами государственными, нешутейными…
Все важные и секретные документы были быстро и успешно подписаны. С одной стороны – Великими послами русскими: генералом Лефортом и полковником Меньшиковым Александром Даниловичем, с другой – славным курфюрстом бранденбургским Фридрихом. Царь (он же – Прокофий Возницын) на подписание этих договоров не поехал, мотивируя это следующим:
– Как я подписываться буду? «Возницыным»? Не дождётесь, гордыня не велит мне! А вдруг начертаю: «Царь Пётр»? Что – тоже нехорошо? Не угодишь вам! Вот тогда и скажите курфюрсту любезному, что, мол, дьячок-то занемог – зубами мается сильно… Я же за город отъеду до самого вечера: договорился уже с фон Принцем, постреляем с ним немного из полевых пушек…
Уехал Пётр на стрельбища пушечные – в сопровождении двух опытных и проверенных Егоровых сотрудников, да и пропал бесследно – не вернулся к ночи в Кёнигсберг…
Ранним утром Егор, ругаясь матерно сквозь зубы, трясся в хлипкой карете по местным просёлкам в поисках высокородной пропажи…
– Куда править-то, господин полковник? – искренне недоумевал сидящий на козлах Матвей Солев. – Тут
