– Размяться не помешало бы, – солидно заметил Фудри.
Свен ничего не добавил к сказанному – не успел. Могучая фигура Клыка заняла весь проем двери. Ступив на заскрипевшие доски, князь кашлянул и начал:
– Значится, так...
– Мы согласны! – пробасил Малютка Свен.
Все присутствующие захохотали, последним затрясся сам Инегельд. Отсмеявшись, он уселся на лавку, хлопнул себя по коленям и продолжил:
– Короче. Задумал одно дельце – в Миклагард податься, тамошнему базилевсу службу сослужить.
– Ух, ты! – не удержался Москвич и покраснел.
Сердце у Олега забилось чаще.
– Да уж... – проворчал Клык. – Запишемся в гвардию его, в великую этерию, охранять будем владыку ромеев, а за то он нам золотишком выплатит.
– Заработаем неплохо, – уразумел Пожиратель Смерти.
– Точно! Отплываем завтра же. Ну как, согласны?
– Так мы ж сказали уже, – вытаращился Свен. – Согласные мы!
– Тогда чего сидите? – строго спросил Клык. – Кого ждете? Собирайтесь! А то расселись тут...
Ежели говорить в северных понятиях, был князь Инегельд сэконунгом, «морским королем, тем, у кого было много дружины и совсем никакой земли». Зато Клыку сопутствовала свобода от забот о подданных, и великий князь всегда мог рассчитывать на его светлость.
С вечера гридни Инегельда отворили двери пяти наустов – корабельных сараев – и по каткам спустили на воду скедии – узкие, изящные лодейки, на сорок человек каждая.
На волоках, где корабли скользили по смазанным жиром бревнам, двигаясь силой воловьих упряжек или воротов, наматывавших тросы, могли и большую лодью перетащить из реки в реку. Но одолевать Непровские пороги приходилось своими силами, там не было воротов и прочей техники. Самым опасным порогом слыл Айфор – двенадцать его гряд надо было обходить посуху, выволакивая корабли на берег и перетаскивая за шесть тысяч шагов. Удерживая руками и плечами крутые борта, подставляя под киль дубовые катки, напрягаясь до красной пелены перед глазами. Одолеть пороги на большой лодье было неисполнимым желанием.
Конечно, хотелось прибыть к причалам Константинополя на плавсредстве посолидней скедии, да что ж делать-то?
С другой стороны, ободрился Олег, скатывая в озеро Ильмерь суденышко, тоже окрещенное «Соколом», скедии были куда мореходней ромейских дромонов. Корабельщики-византийцы растеряли знания и умения римлян, у них тяму не хватало распаривать деревянные заготовки и гнуть из них крепкие шпангоуты – забыли, как это делается! А русы помнили. Ромеи обшивали борта досками вгладь, из-за чего в трюмах дромонов и хеландий постоянно плескалась вода, а русы предпочитали обшивку внакрой, да еще прокладывали швы крученным волосяным шнуром, хорошенько его просмолив. Самую же великую зависть византийцев вызывали кили русских лодий, сработанные из одного дерева. Надо ли говорить, насколько крепче были лодьи, скедии или снекки против тех же дромонов, чьи кили составлялись из недлинных обрубков и сплачивались толстыми досками? Ромеи прозывали русские корабли «моноксилами», то бишь «однодеревками», досадуя на то, что в лесах империи уже не осталось столь могучих деревьев, какими полны были дебри Гардов.
Утро отплытия было ясным и ветреным, причем всю неделю задувал юго- западный ветер шелоник, разводя по Ильмерю метровую волну.
Встречные корабли, большие кнорры и малые ушкуи, шли под парусами, а вот гридь светлого князя не расставалась с веслами. Так и гребла, пока пять скедий не вошли в неширокое устье Ловати.
И потянулись речные берега, то крутые, то пологие, заросшие дубом и кленом, липой и вездесущей сосной, рябиной и орешником.
Ловать не походила на прямую и ровную дорогу – река виляла, намывая мели, выставляя валуны- одиночки, бурля на перекатах.
Но по ней проходил путь «из варяг в греки», а посему трудностей с устройством на ночлег у гриди не было – на расстоянии дневного перехода на берегах стояли малые крепостишки, где пара-другая «длинных домов» заключалась в квадрат частоколами из остренных бревен. Берегли конунги важную коммуникацию!
А потом потянулись волоки, где хватало гостиных дворов. Все пути тут давно уж были разведаны. Меж озер выкопаны каналы, чтобы бечевой тянуть суда, а на сухих путях уложены бревна и установлены вороты. Волоковые мужички и снедью обеспечат, и корабельные возы предложат, только плати.
До верховьев Непра команда князя добралась на четырнадцатый день. И понесла скедии могучая река, полная вешних вод, на юг, где всегда тепло и даже зимы не пугают холодами.
Олег Полутролль, он же Сухов, теперь постоянно улыбался. Даже тогда, когда задувал встречный ветер, и приходилось грести, помогая неторопливому течению, он сохранял отличное настроение – он плыл в Константинополь. К Елене.
Глава 10,
в которой варяги прибывают без опоздания
Собирая влагу с громадных пространств, великая река несла ее неторопливо, даже величественно, обнажая клочки суши – намывные островки, низкие и голые. Такие образования здешние славины прозывали «выспами», выспевающими островками. Вот продержится высп еще пару половодий, зарастет ивняком, покроется лопухом да мать-и-мачехой, тогда станут его величать отоком. А поднимется лес на отоке – все, можно давать ему имя. Созрел остров, выспел.
Ближе ко граду Киуна, или попросту Киеву, зелени на берегах прибавилось, даже сосны затемнели за рощами дубов, за чащами грабов, за буковыми лесками. И уже прорывался лес степными прогалами, обещая вскорости сойти на нет, смениться травою до горизонта. Зато холмы раздались в ширину и в вышину, подымаясь настоящими горами, пушистыми из-за сосняков.
Время прибытия Инегельд рассчитал точно – к вечеру скедии должны были причалить к пристани Вусегарда[50], варяжской крепости в двадцати верстах от Киева.
Вусегард крепко сидел на высоком холме с правой стороны Непра, около него имелась переправа с левого берега – незваные гости могли в любой момент форсировать реку, тут-то им и готовили встречу, со славным угощением из каленых стрел и острых мечей.
Солнце уже почти касалось верхушек деревьев на высотах правого берега, нагоняя длинные тени, когда из незаметного затона стали выплывать лодьи. Они были велики, но шли без парусов, уложив мачты на палубу. Борта их были увешаны щитами, и множество весел загребали воду, торопя корабли.
– Похоже, нам с ними по дороге, – спокойно заметил Турберн.
– Скрытно идут... – проговорил Боевой Клык.
Князь прошел на нос «Сокола» и глянул на реку из-за высокого штевня, увенчанного страхолюдной башкой с клювастой пастью, полной клыков, более подобающей не соколу, а птеродактилю.
– Эй, Ивор, – кликнул Инегельд, – у тебя смотрок острее, глянь-ка... Разбираешь, чьи лодьи?
Пожиратель Смерти привстал, щуря глаза, и его тонкие губы дрогнули в улыбке.
– Да это Халег загребает, – сказал он, – сын Ингорев. Вон его лодья, которая сбоку, у нее черный низ и синий верх!
– Ага, вижу! – присмотрелся Клык.
– Все равно непонятно, – нахмурился Железнобокий. – Там десяток лодий, считай – тыща бойцов! Откуда у Халега столько сил? У него и дружины своей нету – отец сыну не доверяет, всех бойцов при себе держит...
– А там не варяги плывут... – протянул Ивор. – Лиц мне не разглядеть, но гребут они хуже купцов наших, макают весла как попало... Княже, кажись, нас приметили!
Олег выглянул из-за щита, бросив взгляд на реку. Да, черно-синяя лодья круто заворачивала против течения, а прочие легли в дрейф.
– Паруса убрать, – отдал приказ Инегельд.
Лодья с черным низом и синим верхом подплыла ближе, настолько, что можно было различить выражения напряженных лиц, и тогда над бортом воздвиглась ладная фигура Халега, сына Ингоря.