подушки, Олег покрутился по комнате и наткнулся на двух девушек, насмерть перепуганных, – обе разевали дивные ротики, но даже завизжать не сумели, настолько их сковал страх.

– Спокойствие, только спокойствие, – сказал им Полутролль, стараясь быть убедительным, и сделал жест рукою, намечая направление движения. Девушки бросились в указанную сторону и забились в угол.

Сухов покачал головою – крутизна крутизной, но и совесть тоже иметь надо. Девчонки совсем молоденькие, им лет по четырнадцать от силы. Так что прелюбодеяния оставим на потом...

Обнаружив занятный сундучок, Олег вскрыл его и весело присвистнул – вместилище было полно увесистых ожерелий. Богатая, но безвкусная золотая оправа удерживала витки бадахшанских рубинов и бирюзы из Нишапура, отборных розовых жемчужин и сапфиров с Цейлона.

– Живем! – весело сказал Олег, вешая всю эту роскошь себе на шею и вспоминая Тшудда. Мельком успокоив совесть – иначе нельзя-де, народ-де не поймет... – Сухов приблизился к девушкам. Те задрожали отчетливей, а он не смог отказать себе в удовольствии – правую прелестницу ущипнул за грудь, левую погладил по бархатистой щечке. Глаза обеих девушек расширились, губки задрожали, складываясь в подобия бледных улыбок. Олег подумал, снял с себя три или четыре ожерелья и повесил их на шею той девушке, что дрожала справа. Подцепил еще парочку ювелирных украшений, добавил к ним понизь крупного жемчуга и сделал «подарок» левой красотке.

– Делиться надо, – сказал Сухов назидательно, после чего изысканно попрощался и поспешил уйти.

Когда-то, в детстве золотом, он мечтал, чтобы все ленинградцы пропали на время, и можно было бы ходить повсюду, заглядывать в квартиры, магазины, лопать бесплатно мороженое и брать без спросу чужие вещи... А вот варяги обходились без волшебства – они исполняли его мечту, вырезая лишнее население, а те, что оставались, сами спешили пропасть. И русы врывались в чужие дома, брали без спросу все, что им нравилось, смеясь над лепетом в смысле «не укради» да «не убий». Ох и трудно же было вместить в себя варварскую мораль...

Спустившись во двор, Олег увидел Ивора, равнодушно вытиравшего меч о грязный халат убитого слуги. Куртка из выделанной оленьей кожи изрядно оттопыривалась.

Неподалеку Свен деловито потрошил большой деревянный ларь, оббитый крест-накрест полосками железа. Разбросав медные кумганы и кувшины, Малютка вытащил тяжелое золотое блюдо, испещренное чеканным узором, и украсился довольной улыбкой.

– Пойдемте отсюда, – сказал Ивор, оглядываясь, – а то Слуда прибегал, звал на площадь к крепости эмировой.

– Пошли, – согласно кивнул Сухов.

– Ага, – откликнулся Малютка Свен.

Выходя со двора, Олег обернулся и увидел две девичьи фигурки, прижавшиеся к оконной решетке на втором этаже. Он помахал им рукой, но девушки так и не вышли из неподвижности. Оцепенели. А Олег пожелал, чтобы тот мужик, которого он убил и лишил скимитара, не оказался отцом этой сладкой парочки.

– Как бы пожара не случилось, – обеспокоился Пожиратель Смерти, принюхиваясь к запаху гари, разнесшемуся по улице, – а то сгорит все прежде времени...

– И не говори, – поддержал друга Свен. – Взять ничего не успеем!

Олег промолчал.

Быстрым шагом они миновали магалы – кварталы Верхнего города, проходя мимо разграбленных дворов, переступая трупы, шугая местных мародеров, вороньем слетавшихся к месту пиршества волков.

– А народу... – проговорил Ивор.

У мощных стен цитадели скопилось несколько тысяч бунтующих жителей, исходивших гневом, яростью и опасной эманацией вседозволенности. Высоко за зубцами реяли обмотанные шлемы гулямов, изредка мелькала пышная чалма эмира, усеянная каменьями. Вот один из воинов Аллаха просунулся меж зубцов и грянул:

– Чего хочет народ Баб ал-Абваба?

Толпа взревела и стихла. Вперед протолкался нескладный Шеруд и прокричал:

– Пускай эмир вернет похищенную Феруз! Она дочь Бусснара и моя невеста!

– Феруз сама ушла к эмиру! – заорал в ответ гулям.

Толпа взревела хором ночных демонов, и тогда князь Инегельд дал сигнал трубачам. Их мускулистые руки поднесли к губам трубы-рога и исторгли дружный рев. Все стихло.

Изумленные бунтовщики стали оборачиваться и обнаруживали у себя в тылу целое войско. Эмир тоже растерялся, зато Боевой Клык просто наслаждался произведенным эффектом и выглядел в свете факелов как голодный кот перед миской, полной сметаны.

– Олег, – мурлыкнул он, – ну-ка, переведи этому эмиру долбаному, что за хорошую плату мы не только город не пожжем, но и бунтовщиков усмирим. Давай!

Сухов решил малость отредактировать текст. Он вышел на пустое пространство между толпой бунтовщиков и стройными рядами варягов и обратился к эмиру:

– О, Абу ал-Малик Первый! К тебе обращается эмир русов и предлагает следующее! Если ты желаешь и впредь править этим городом, то пожалей его – заплати нам, и наши факелы не сожгут дома и мечети! Больше того. Будь щедр, и мы разгоним восставших, но прежде верни Шеруду его невесту!

Олег смолк. Народ безмолвствовал. Потом в толпе поднялся ропот, он усиливался, переходя в рев. Князь Инегельд прикинул, что к чему, и отдал неслышный приказ.

Варяги построились «стеной» – сплотились мощным рядом панцирей и щитов, лязгнули мечами и сделали шаг. Толпа сбилась в кучу, рев, наполовину оскорбленный, наполовину одобрительный, угас.

И тогда яркие факелы высветили фигуру эмира. Абу ал-Малик в золототканом халате и серебристой чалме возник перед народом, с трудом уместившись между двумя зубцами, и сказал зычным голосом:

– О, руси, друзья правоверных! Мы вознаградим вас за милосердие и помощь, и пусть в город вернется порядок и покой!

Эмир сделал эффектный жест и скрылся.

– Чего он там сболтнул? – нетерпеливо спросил Инегельд.

– Эмир согласился, – ответил Сухов.

– А куда ему деваться? – хмыкнул ярл Рогволт Глубокозадумчивый.

Минуту спустя отворились ворота цитадели, и две плотные шеренги гулямов выстроились по обе стороны от входа. Сначала в темноте проема ничего не было видно, потом за воротами забелело платье, и вот на площадь выбежала хрупкая девушка. Испуганно заметавшись, она рванулась в сторону, но ее догнал отчаянный крик:

– Фируза! Я здесь!

– Шеруд! – взвился тоненький вопль.

Положив ладонь на рукоятку меча, Олег ближе подошел к толпе бунтовщиков и дал не очень громкий совет:

– Расходитесь по-хорошему, и вас никто не тронет. Мы не грабим хижины.

В этот момент протрубили трубы, и целая процессия вышла из ворот цитадели. Придворные в халатах, шитых золотом и мелкими жемчугами, с лицами, бледными даже в свете факелов, волокли на себе вороха дорогих тканей, тащили увесистые мешочки с динарами. Один из слуг эмира, облаченный в синий суконный халат с двумя красными лентами на груди, спотыкаясь от страха и усердия, приблизился к светлому князю и в поклоне протянул ему расшитую подушку, на которой лежал меч в ножнах. И рукоятка меча, и сами ножны были просто усыпаны изумрудами, рубинами, топазами. Боевой Клык с ребяческой улыбкой принял подарок и небрежно кивнул придворному.

– Эмир русов благодарит Абу ал-Малика за ценное подношение, – сказал Олег надменно, – и обещает отдариться – он сохранит городу мир и благополучие.

Слуга эмира прогнулся еще ниже и поспешно ушел. Ворота цитадели плавно закрылись.

– Ну ладно, – молвил Боевой Клык, – пошли к лодьям. По дороге загоним простолюдинов...

Варяги развернулись и неспешно потопали к гавани, тыкая мечами в отстающих бунтовщиков. Толпа к тому времени здорово поредела. Восставшие дербентцы, бывало, огрызались, но у варягов разговор был краток – тычком в зубы, хуком слева, хуком справа...