— Нет. Она спала в «мерседесе» Делажа. Но она была там.

— Для этого-то Ален и взял ее. Она и в самом деле считает, что это был несчастный случай?

— Не уверен… — Я смотрел, как первые старухи выходят из церкви и возвращаются к автобусу. — Франсес, есть одна вещь, которую я так толком и не понял. Почему Дэвид пытался убить тебя?

Франсес в упор уставилась на меня, едва скрывая презрение к самой себе.

— Разве он пытался?

— Ты об этом прекрасно знаешь. Он пытался проникнуть в здание «Сименса», чтобы убить тебя.

— Может, он искал кого-то другого. Не знаю. Я его предала.

— В это трудно поверить. Ты его любила, но он с тобой порвал. А несколько недель спустя попытался тебя убить.

— Жаль, что у него это не получилось. Он знал, что я зашла слишком далеко. Я предъявила ему тайную часть его самого, которой он не знал.

— Если не наркотики, то что? Что-нибудь связанное с приютом?

— Да самое главное и было в этом приюте. Со всеми этими испорченными тринадцатилетками, жаждущими секса и готовыми на что угодно ради новой стереосистемы. Поначалу я думала, что эту мысль в его голову вбила я. Но она там и раньше была. Уайльдер Пенроуз лишь слегка подтолкнул его в нужном направлении, а дальше все пошло само собой. А потом он осознал вдруг весь ужас происходящего. Ах, бедняга. Он был слишком честен.

— Тринадцатилетки? Ты хочешь сказать?..

— Да! — выкрикнула Франсес чуть ли не в лицо вдовам, будто хотела вывести их из этого состояния благочестивой скорби. — Об этом я и говорю! Я подталкивала его к этому точно так же, как и тебя. Я любила Дэвида и хотела, чтобы он был счастлив. Если ему хорошо с тринадцатилетней девчонкой, то почему бы и нет? Поначалу Дэвиду это не нравилось, и тогда он пошел к Пенроузу.

— А Уайльдер сказал, что ему, мол, как раз это и требуется? И когда же это началось?

— За шесть месяцев до его смерти. Эта была наша с ним общая тайна. Мы об этом никогда не говорили, хотя и знали, что происходит.

— А монахини не пытались его остановить?

— Они ничего не знали. Девочки быстро вырастали, и менялись они, как в калейдоскопе. Все это происходило в «Эдем-Олимпии».

— В доме?

— Там все начиналось. Он привозил какую-нибудь девочку на уик-энд, чтобы заниматься с ней английским. Они вместе читали «Алису в Зазеркалье», и все девчонки просто умирали со смеху. Дэвид оборудовал для них одну из спален. А потом — сказал «а», говори «б». Пенроуз его убеждал, что, мол, не нужно чувствовать себя виноватым. То, что он не обманывал себя, шло ему на пользу, воспламеняло его воображение. Поначалу все это было очень невинно.

— А потом? Догадаться нетрудно.

— Пенроуз сказал, что знает одного директора, который не прочь позаниматься с девочками английским. В нашем высшем звене Льюис Кэрролл был чертовски популярен. Девочки могли догадаться, к чему идет дело, но им нравились подарки. Они понимали, что встречаются с очень важными дядьками.

— И значит, вскоре здесь был настоящий…

— Подростковый публичный дом. — Франсес потрясла головой, словно читая странный газетный репортаж и не веря написанному. — Дэвид все и организовал. Он распространял книги об Алисе, а библиотека стала системой заказов. Если ты хотел дать урок английского, то брал свой любимый экземпляр. Дэвид устраивал дело так, что ты получал ту девочку, которую заказывал. Доставка товара на дом. Куда там твоему багдадскому калифу!

— Так книги Кэрролла были системой заказов? Теперь понятно, почему в дом приходил этот русский. Он решил, что делом руковожу я, и предложил мне маленькую Наташу. Я хотел отвезти ее в полицию.

— Это многих поставило в тупик. Педофилия — это мы понимали, но как быть с поступком совершенно бескорыстным? Это для «Эдем-Олимпии» слишком оригинально.

— Но Дэвиду ведь сироты были небезразличны. Все об этом говорят. Если ты знала, что происходит, почему не остановила его?

Франсес выпрямилась и крепко сжала подзорную трубу. Она смотрела на жилые дома в Антиб-ле- Пене, будто сгорая от желания спрятаться навсегда за их стенами. Казалось, эта исповедь окончательно вымотала ее, но она твердо решила рассказать все до конца.

— Почему? Я ведь его любила. Я была как те преданные жены, что отворачиваются, когда мужья подходят слишком близко к привлекательному молодому мужчине. Мы почти всегда встречались в моей квартире. Я ничего не хотела знать.

— Но этого было недостаточно, чтобы оставить тебя в живых?

— Он обвинял меня в излишней снисходительности. Я была частью болезни, так глубоко поразившей «Эдем-Олимпию». Когда мы виделись в последний раз, он уже не мог скрыть своего отвращения ко мне. Я была его Хиндли^{91} или Розмари Вест^{92} , это я сделала его растленным библиотекарем. Он хотел уничтожить всех этих больных людей, играющих в свои сумасшедшие игры. Уайльдера Пенроуза, нашего доктора Смерть с обкусанными ногтями. Ги Башле, шефа службы безопасности, который возглавлял службу грабежей. Ольгу Карлотти с ее девочками по вызову. Шарбонно и Робера Фонтена с их расистскими планами. И всех других.

— Доминику Серру? Его помощницу по приюту. Она участвовала в педофильном бизнесе?

— Она занималась новыми кадрами. Ходила по приютам в окрестностях Канн и Ниццы и подыскивала новые таланты. Девочек, которые жили с «жестокими» дядюшками или имели венерические заболевания.

— И это врач? Не могу поверить.

— Она была уязвима. — Франсес сочувственно всплеснула руками. — Заурядная женщина, чувствующая приближение старости. Каждый день умирает частичка тебя. Она видела, что Башле теряет к ней интерес и удаляется, как лодка у затянутого туманом берега. Она на все была готова, лишь бы его вернуть. Пенроуз убедил ее, что здоровье управленческой верхушки зависит от специальных лечебных программ. Она с этим смирилась.

— А поэтому была включена в список целей. Значит, двадцать восьмого мая Дэвид совершил попытку очистить конюшни и покончить с изводившей его ненавистью к самому себе.

— Он хотел убить тех, кто его растлил. Должны были умереть, по крайней мере, пять или шесть человек, тогда скандал дойдет до прессы и замолчать его не удастся, — Франсес села рядом со мной и взяла мои руки в свои; лицо у нее было сердитое, как у уставшего ребенка. — Если бы он не пришел за мной, то, может быть, его план и удался бы. Он всего на несколько секунд утратил бдительность, но Гальдеру этого хватило, чтобы его застрелить.

— Не вини себя, Франсес. Ведь не ты нажала на спусковой крючок.

— Может, нажала и не я. — Пытаясь взять себя в руки, она вдохнула сосновый запах. — Но я должна закончить дело Дэвида. По «Эдем-Олимпии» продолжают расхаживать сумасшедшие. Пол, мне нужна твоя помощь.

— Я в твоем распоряжении. Но я пока не знаю, что мы можем сделать. Люди видят индексы Доу- Джонса и Никей и считают, что все в порядке. «Эдем-Олимпия» очень сильна.

— И слишком самоуверенна. Пенроуз и Ален Делаж считают, что их ничто не может остановить. Нам нужно достать видеозаписи специальных акций, и чем больше насилия в них будет, тем лучше. С их помощью можно обвинить всех — директоров больших компаний, охранников и местных полицейских, действовавших в свободное от работы время.

— И меня. Об этом тоже не стоит забывать.

— Ты — наблюдатель. Ты сидишь на заднем сиденье «мерседеса», пока эта банда делает свою работу. Мы сделаем копии с видеозаписей и направим их в штаб-квартиры «Шелла», «Монсанто» и «Тойоты».

— Именно это и собирался сделать Цандер. Пленки спрятаны на вилле Гримальди. Охрана там — муха не пролетит.

— Мы не собираемся взламывать замки. — Франсес раздраженно пнула носком туфли землю. — Ты