— Гардеробы? — Таллох снова объявился за спиной у Прайса. — Лейтенант, все сходится.

— Все правильно, — успокоил себя Прайс. Он пробежался пальцами по сигаретным ожогам, выстукивая тайный код боли и памяти. — Я же тебе говорил, что у этого пацана глаза на месте.

Они перешли дорогу и двинулись через автостоянку. Прайс оперся обеими руками о корпус мертвого, без гусениц, танка и сплюнул густую тюремную мокроту в открытый передний люк. Джим, стараясь держаться подальше, прошелся между рядами грузовиков, думая о мистере Макстеде. Может быть, он до сих пор лежит на испачканном кровью футбольном газоне? Он съел так много пищи за эти несколько дней, что теперь чувствовал себя виноватым, а еще он вспомнил, что мог тогда продать свои туфли для гольфа. На олимпийском стадионе, конечно, была тьма-тьмущая награбленных японцами барных стоек, но сам по себе он отчего-то казался Джиму зловещим и мрачным и не предвещал ничего хорошего. Здесь он видел отсвет от ядерного взрыва в Нагасаки. И этот белый призрачный свет до сих пор лежал и на дороге, по которой они отправились в свой последний путь из Лунхуа, и на беленом фасаде стадиона, и на известково-бледной коже лейтенанта Прайса.

Отогнав мух журналом, Джим сел на подножку грузовика и принялся изучать свой «Лайф». На фотографии американские морские пехотинцы поднимали на вершине горы Сурибаши флаг, после победы в сражении за Иводзиму. Война. Если судить по журналам, то война, в которой бились американцы, была предприятием героическим и больше всего походила на комиксы, которые Джим читал, когда был маленьким. Даже мертвые здесь получали свою долю общего блеска, превращаясь не в мертвых, а в павших…

Над головами пронеслись два «мустанга», ведя за собой грузно надвинувшуюся с западной стороны горизонта «сверхкрепость»: с открытыми бомбовыми люками, готовую засыпать пустынные поля банками «Спама» и пачками «Ридерз дайджест». Эхо двигателей забарабанило по земле у Джима под ногами, подернув дрожью разбитые машины на автостоянке.

Джим опустил журнал и увидел, что из входного туннеля стадиона бегут вооруженные люди и что-то кричат на ходу, но их крики тонули в реве моторов. «Сверхкрепость» ушла в сторону, но люди в панике бежали и бежали из туннеля, так, словно боялись, что стадион сейчас начнут бомбить. Через автостоянку промчался бородатый европеец в кожаной куртке американского пилота, за ним бежали еще двое, с охотничьими ружьями в руках. Следом, во главе группы вооруженных бамбуковыми палками кули, пробежал, согнувшись чуть не до самой земли, голый по пояс китаец в черных штанах и с пистолетом на поясе.

Из туннеля вышел, отблескивая на ярком солнце стволами винтовок, взвод гоминьдановцев. Они остановились, подняли винтовки и ударили вслед бегущим нестройным залпом из всех стволов. Джим открыл дверцу и забрался внутрь кабины. В пятидесяти футах от входа, в белой, осыпавшейся сверху известковой пыли, лежал Таллох. Мимо него, уставив белое как фонарик, лицо в землю, бежал к выстроившимся в ряд грузовикам лейтенант Прайс. Оборвав с руки бинт, он перескочил через невысокую стенку на краю автостоянки и с головой ушел в воду на идущем вдоль дороги затопленном рисовом поле.

Китайский офицер в последний раз выстрелил из пистолета в барахтающегося в воде Прайса и сел на корточки прямо у самого выхода. Его солдаты с винтовками наперевес подошли к крайней линии ржавеющих автомобилей. Они как мух, напоказ, отогнали последних раненых членов разбойничьей шайки, сделали поворот кругом и вернулись в безопасные стены стадиона. Мертвый Таллох лежал на солнцепеке, и его кровь быстро впитывалась в меловую пыль.

Над Хуньджяо снижались алые и синие купола парашютов. Джим перебрался через сиденье, открыл дверцу на дальней от стадиона стороне грузовика и выскользнул из кабины. Стараясь не показываться из-за ржавых зарядных ящиков и полевых пушек, он побежал к ограде на краю автостоянки.

Лейтенант Прайс бросил «опель» вместе с грузом шелка и НЗ на произвол судьбы. Добравшись до дренажной выемки, Джим увидел, что грузовик стоит один-одинешенек между двумя высокими насыпями от противотанковых рвов. На земле возле кабины, с пассажирской стороны, дымился брошенный Таллохом окурок «Лаки Страйк».

Джим посмотрел сквозь окно на приборный щиток. Интересно, сможет ли он довести грузовик до Шанхая? Солдатам-националистам на стадионе сдаваться не было смысла — они наверняка примут его за одного из налетчиков и пристрелят прямо на месте.

Думая о Таллохе, который умер, так и не увидев белых «кадиллаков» Наньдао, Джим решил, что в Шанхай нужно идти пешком. Он уже взобрался на борт грузовика, чтобы забрать из кузова несколько банок еды и пару номеров «Ридерз дайджест», когда услышал за спиной тяжелые шаги. Прежде чем он успел обернуться, кто-то схватил его сзади за плечи. Потом в затылок ему ударили тяжелым, словно каменным, кулаком, и он перелетел через борт на дно кузова.

Сидя между разбросанных коробок с сигаретами, Джим почувствовал, что изо рта и носа у него идет кровь и капает между пальцами на парашютный шелк. Он поднял голову и увидел перед собой того самого полуголого китайца с пистолетом на поясе, который, согнувшись в три погибели, бежал со стадиона. Он смотрел на Джима с тем самым безразличным выражением в глазах, которое Джим часто замечал у повара на Амхерст-авеню перед тем, как тот сворачивал шею курице. За спиной у полуголого появился китайский кули с бамбуковой палкой в руке: ему явно не терпелось поскорее добраться до сваленных в кузове богатств.

По обе стороны дренажной выемки вниз по скатам дамб шли вооруженные люди во главе с бородатым европейцем в кожаной летной куртке. Банда наполовину состояла из китайцев, частью обычных кули с бамбуковыми палками, частью одетых в гоминьдановские или коллаборационистские мундиры: эти все были при портупеях и винтовках. Остальные были европейцы или американцы, в самой разнообразной одежде, обвешанные патронташами, пулеметными лентами и форменными портупеями с подсумками для патронов, какие носили в шанхайской полиции, и все это поверх кителей китайского образца. Большинство пребывало в самой что ни на есть плачевной физической форме, из чего Джим сделал вывод, что все это — бывшие заключенные.

Кули поднял палку. Джим втянул носом кровь и проглотил горячий комок мокроты.

— Я иду в лагерь Лунхуа… Я британский заключенный… — Он указал рукой на юго-запад. Из-за разбитого носа голос у него вдруг зазвучал неожиданными басовитыми нотами, как если бы тело вдруг принялось бешеными темпами взрослеть, стремясь использовать оставшиеся от жизни несколько секунд. — Лагерь Лунхуа…

Не обращая на него внимания, вооруженные люди расселись по склонам дамб и закурили. Мимо грузовика прошел европеец в летной куртке. Кули подобрал брошенный Таллохом окурок и жадно затянулся. Все то и дело поглядывали на небо и на пустынную дорогу за стадионом. Они принесли с собой неторопливое, пустое время концентрационного лагеря. У них были худые бесцветные лица, и оттого казалось, что они выбрались из какого-то неведомого и глубокого подземного логова.

— Лунхуа… — повторил Джим. Кули с дубинкой по-прежнему, не отрываясь, смотрел на него. Джим знал, что по малейшему сигналу он сделает шаг вперед и размозжит ему голову. Голый по пояс китаец, который ударил Джима, осматривал грузовик, особенно его заинтересовали задние колеса. Пытаясь хоть как-то привлечь внимание европейцев, Джим вытянул руку в сторону стадиона Лунхуа. — «Линкольн- зефиры» — в Наньдао. «Бьюики», белые «кадиллаки»…

— Это кто тут рассуждает о «кадиллаках»?» — К грузовику, с винтовкой через плечо, подошел маленький седоволосый американец с неуловимо женственными манерами. На его слова никто не обратил внимания, и он прикурил сигарету, чтобы хоть как-то сгладить явное пренебрежение публики к собственной персоне. Язычок пламени подсветил его напудренные щеки, на секунду выхватив, как лучом юпитера, знакомые настороженные глаза со взглядом одновременно цепким и уклончивым.

— Бейси! — Джим вытер текущую из носа кровь. — Это я, Бейси — Джим! Шанхай-Джим!

Бывший стюард уставился на Джима. Немного подумав, он холодно кивнул головой, так, словно признал этого четырнадцатилетнего мальчика, но смысла в этом знакомстве больше не видел. Он пробежался глазами по коробкам с НЗ и попробовал на ощупь парашютный шелк. И отступил в сторону, чтобы кули, размахиваясь палкой, случайно его не задел.

— Бейси! — Джим подобрал с пола рассыпавшиеся журналы и пальцами счистил с обложек налипшую кровь. Он вытянул их перед собой; голый по пояс китаец с пистолетом на поясе злобно вскинул на него глаза. — Журнал «Лайф», Бейси, «Ридерз дайджест»! Я привез тебе самые свежие номера… Бейси, я