подумал Джим, лучшей компании, чем американцы, не придумаешь. Они не такие странные, как японцы, и с ними не нужно постоянно быть начеку, но зато уж куда приятней, чем вечно замкнутые и с массой каких-то своих внутренних сложностей англичане.

Почему Бейси на него сердится? Джим нырнул в узкий коридор между подвешенными на веревках простынями. Он слышал, как где-то рядом жалуется на мужа англичанка из пятого барака и как двум девушкам-бельгийкам, которые живут в блоке G с овдовевшим отцом, что-то такое показывают, отчего они то и дело прыскают в кулачок.

Отгородка Бейси была расположена в самом дальнем северо-восточном углу комнаты, и в ней было целых два окна, так что Бейси прямо с койки мог наблюдать за всем, что происходит в лагере. Он, как обычно, сидел на койке и наблюдал за японскими солдатами у караулки, покуда Демарест, его сосед и ординарец, докладывал ему последние новости. Его выцветшая рубашка с длинным рукавом была тщательнейшим образом отутюжена — после того, как Джим стирал и просушивал его рубашки, Бейси складывал их каким-то сложным, напоминающим искусство оригами способом и клал к себе под циновку, а наутро вид у них был такой, как будто их только что принесли из магазина. Поскольку Бейси редко давал себе труд встать с койки, он, в глазах Джима был существом едва ли не более значимым, чем комендант Секура, по крайней мере, держался он куда увереннее и спокойней; в каком-то смысле годы, проведенные в Лунхуа, сказались на Бейси в значительно меньшей степени, чем на господине Секуре. Его руки и щеки остались все такими же мягкими и лишенными морщин, хотя кожа напоминала цветом и фактурой кожу тяжелобольной женщины. Он перемещался по своей отгородке, как по буфетной на пароходе «Аврора», и воспринимал Лунхуа точно так же, как воспринимал большой мир за пределами лагерной ограды: как систему кают, которые всегда нужно держать наготове, потому что в любой момент их может занять беспечное племя пассажиров.

— Заходи, заходи, паренек. И не надо так тяжело дышать, а то ты вгонишь старину Бейси в краску.

Демарест, бывший корабельный бармен, говорил, совсем не двигая губами, то есть был в прошлой жизни либо чревовещателем, как нравилось думать Джиму, либо — этой точки зрения придерживался мистер Макстед — успел отмотать не один срок в тюрьме, и сроки были немалые.

— Оставь его в покое… — Бейси жестом велел Джиму садиться, и Демарест тут же исчез в своей отгородке. — Парню просто не хватает воздуха во всем как есть Лунхуа. Так ведь, Джим?

Джим постарался совладать с работающей в бешеном темпе грудной клеткой — не хватает красных кровяных телец, если верить доктору Рэнсому, но часто выходило так, что они с Бейси имели в виду одно и то же. Только называли по-разному.

— Ага, Бейси, ты прав. «Мустанги» уволокли его с собой. Ты видел, какой был налет?

— Я его слышал, Джим… — Бейси с мрачным видом посмотрел на Джима, так, словно именно по его вине поднялась вся эта суматоха. — Эти летчики-филиппинцы, должно быть, проходили летную практику на Кони-Айленд [49].

— Филиппинцы? — Джим наконец справился со своими легкими. — Эти летчики на самом деле были филиппинцы?

— Не все, Джим, только некоторые. Есть там пара эскадрилий, в экспедиционном корпусе у Макартура [50]. Остальные — старые добрые «Летающие тигры», у которых база в Чунцине.

Бейси задумчиво кивнул головой, убедившись, что Джим должным образом оценил его сверхъестественные познания.

— Чунцин… — Джим уже сгорал от нетерпения. Именно такого рода информация служила самой питательной пищей его воображению, хотя он прекрасно отдавал себе отчет в том, что Бейси приукрашивает сводки так, как считает выгодным для себя в данный момент. Где-то в лагере был подпольный радиоприемник, который так никогда и не нашли, и вовсе не потому, что его как-то слишком уж умело прятали, а просто потому, что японцы окончательно запутались в ложных наводках, которыми их снабжали всегда готовые настучать друг на друга заключенные, — и махнули рукой. Джим долго и тщетно пытался сам отыскать этот приемник, замолкавший иногда на довольно-таки продолжительные периоды времени. А посему предоставил Бейси снабжать, его красочными описаниями своего рода параллельной войны. Джим неизменно делал вид, что полученные сведения потрясли его до глубины души, хотя далеко не всегда мог с ходу отличить слухи от явной выдумки. Но эти сеансы новостей были весьма немаловажным звеном в той цепи, которая связывала их с Бейси.

Кроме того, был еще и неизменный интерес Бейси ко все расширяющемуся словарю Джима.

— Как справился сегодня с домашней работой, Джим? Все слова выучил?

— Выучил, Бейси. Много новых латинских слов. — Тот факт, что Джим владел латынью, производил на Бейси должное впечатление, но от латинской речи он быстро уставал, и Джим решил не утомлять его пересказом всего спряжения глагола amo в пассиве. — И вдобавок несколько английских. Вот, например, «прагматик», — это был пробный камень, и Бейси встретил его без особого энтузиазма, — или «человек, ориентированный на выживание».

— «Человек, ориентированный на выживание», — Бейси даже хихикнул от удовольствия. — Очень полезное выражение. А ты — человек, ориентированный на выживание, а, Джим?

— Ну, как тебе сказать…

В устах доктора Рэнсома эта фраза звучала вовсе не как комплимент. Джим попытался вспомнить еще какое-нибудь интересное словечко. Бейси никогда не пользовался этими словами, он словно бы откладывал их про запас, готовясь к какой-то иной жизни, основанной на строгом знании этикета.

— А есть еще какие-нибудь новости, Бейси? Когда американцы высадятся в Усуне?

Но вид у Бейси как-то вдруг стал на удивление занятой. Он откинул голову на подушку и принялся разглядывать содержимое отгородки, так, как будто все это изобилие было для него тяжким грузом. На первый взгляд могло показаться, что вся его отгородка сплошь завалена старым тряпьем и плетеными корзинами с хламом, но в действительности ее содержимому мог позавидовать любой деревенский магазин. Здесь были алюминиевые кастрюли и сковороды, целый ассортимент дамских брюк и блузок, набор для маджонга, несколько теннисных ракеток, с полдюжины разрозненных туфель и такое количество номеров «Ридерз дайджест» и «Попьюлар микеникс», которого хватило бы, чтобы выкупить из вражеского плена средней руки короля. Все это Бейси получал по бартеру, хотя Джим никак не мог взять в толк, что же он мог дать взамен — как и доктор Рэнсом, в лагерь он приехал гол как сокол.

С другой стороны, Джиму не раз приходило в голову, что большая часть этих запасов в действительности совершенно бессмысленна. Играть в теннис давно уже ни у кого не было сил, туфли были сплошь дырявые, а в кастрюлях все равно нечего было готовить. Бывший стюард, несмотря на всю его оборотливость, остался все тем же весьма ограниченным человеком, с которым Джим познакомился на судоверфи в Наньдао, все с тем же кристально острым умением видеть мир и людей — вот только кругозор у него был как у близорукого. Талантов Бейси хватало только на простейшее жизнеобеспечение, и его методы были методами мелкого жулика. Иногда Джим переживал за Бейси — что-то с ним будет, когда кончится война.

— А теперь о деле, Джим, — возвестил Бейси. — Ты расставил силки? Как далеко ты ушел? Через ручей перебрался?

— Как раз за ручьем я их и поставил, Бейси. Дошел аж до старой буровой.

— Это хорошо…

— Но я не видел там фазанов, Бейси. Мне кажется, там вообще нет никаких фазанов. Слишком близко к аэродрому.

— Есть там фазаны, Джим. Только силки нужно ставить как можно ближе к шанхайской трассе. — Он посмотрел на Джима, и глаза у него вдруг стали похожи на два буравчика. — А потом мы там выставим приманку.

— Приманку — это мы можем, Бейси, — задумчиво сказал Джим, догадываясь, что с приманкой ничего соображать не нужно. Он сам и есть приманка. Вся эта затея с ловлей фазанов не имела к фазанам ровным счетом никакого отношения. Вероятнее всего, кто-нибудь из американцев решил наведаться в Шанхай, а Джима выслали вперед, чтобы опробовать возможные маршруты бегства. Или, скажем, моряки от нечего делать просто затеяли такую игру, и бьются между собой об заклад на то, как далеко Джим успеет уйти со своими силками от лагеря, прежде чем его подстрелит с вышки японский часовой. Джима они по-своему