Голландка вроде бы всерьез удивилась, но Джим уже успел забыть про самолет. По ту сторону рисового поля спряталась в зарослях крапивы железнодорожная насыпь. На бетонной платформе какого-то забытого полустанка расположился на отдых взвод японских солдат и готовил на костерке из сухого тростника еду. У рельсов стоял раскрашенный камуфляжными пятнами грузовик с выдвижной лестницей. В кузове громоздились мотки провода: это были связисты, и они восстанавливали телеграфную линию.

— Миссис Хаг… это же ветка на Усун!

Грузовик затормозил, и пар тут же заполнил водительскую кабину. Шофер начал выкручивать руль. Охранник, сидевший рядом с Джимом, прикурил сигарету — на обратную дорожку. Джим потянул его за пояс и указал на ту сторону рисового поля. Солдат обернулся, посмотрел туда, куда указывала вытянутая рука Джима, а потом спихнул его на пол. Он что-то крикнул водителю, и тот отшвырнул планшетку с картой на пустое соседнее сиденье. Окутанный клубами пара, грузовик с ревом взобрался на подъем, сделал полукруг и покатил по грунтовке к полустанку.

Доктор Рэнсом успокоил мальчиков, которым удалось наконец вырваться из когтей Бейси, перегнулся через миссионерку и помог Джиму подняться с пола.

— А ты молодец, Джим. У них наверняка найдется для нас немного воды, — ты, наверное, очень хочешь пить.

— Есть немного. Я успел глотнуть воды в фильтрационном центре.

— Весьма разумно с твоей стороны. Сколько ты там пробыл?

Этого Джим не помнил.

— Довольно долго.

— Вот и мне так показалось. — Доктор Рэнсом стряхнул налипшую у Джима на блейзере грязь. — Там раньше был кинотеатр?

— Но фильмов они все равно не показывают.

— Оно и понятно.

Джим откинулся на скамейке, отряхивая пыль с колен и улыбаясь госпоже Хаг. Заключенные вяло сидели на идущих вдоль бортов скамьях, покачивались туда-сюда, как тряпичные куклы, когда из них вытащишь часть набивки. Поездка за город ничуть их не оживила: напротив, они стали какими-то желтыми с лица и нервными. Джим проводил взглядом ржавый остов самолета и улыбнулся. Теперь они уж точно не вернутся в фильтрационный центр. Солдат-японец выбросил недокуренную сигарету и взял винтовку в обе руки. С платформы спрыгнул капрал-связист и пошел к ним через железнодорожные пути.

— Миссис Хаг, теперь, мне кажется, мы уже не вернемся обратно в Шанхай.

— Да, Джеймс, — глаз у тебя, должно быть, острый как у орла. Когда вырастешь, станешь летчиком.

— Может быть. Я уже сидел в самолете, миссис Хаг. На аэродроме Хуньджяо.

— А этот самолет летал?

— Ну, в каком-то смысле.

Со взрослыми не стоит быть слишком откровенным: никогда не знаешь, к чему это приведет. Он был уверен, что доктор Рэнсом за ним наблюдает. Доктор сидел рядом с отцом миссис Хаг; дыхание тому давалось с явным трудом, и доктор старался ему помочь. Но глаза его неотрывно следили за Джимом, оценивая исхудавшие, как палки, ноги, рваную одежду и ссохшееся возбужденное лицо. Когда они подъехали к железнодорожному полотну, он ободряюще улыбнулся Джиму, но Джим на улыбку решил не отвечать. Он знал, что доктору Рэнсому почему-то не понравилось то, что он сделал. Но доктор Рэнсом не сидел в фильтрационном центре.

Они остановились возле полотна. Водитель отдал капралу честь, ушел вслед за ним на полустанок, и они тут же разложили на ящике от полевого телефона карту. Заключенные сидели, грелись на солнышке и смотрели, как капрал тычет пальцем куда-то через пересохшие рисовые поля. От невозделанной земли поднималась легкая пыльная дымка, белесая кисея, скрадывавшая контуры далеких шанхайских небоскребов. По дороге проследовал конвой японских грузовиков, вал грохота и рева, смешавшийся с отдаленным гудением транспортного самолета.

Джим встал со скамьи и сел рядом с госпожой Хаг, которая пыталась поддержать старика отца, обхватив его поперек груди. Обе миссионерки лежали на полу, прочие заключенные либо дремали, либо явно нервничали. Бейси утратил интерес к мальчикам-англичанам и пристально наблюдал за Джимом поверх поднятого запачканного кровью воротника куртки.

Вокруг грузовика успели собраться тысячи мух, привлеченных потом и лужами мочи на дощатом полу кузова. Джим думал, что водитель уже разобрался в карте и вот-вот вернется, но тот все сидел на катушке телефонного провода и говорил с двумя солдатами, которые варили обед. Их голоса и треск горящего дерева витали над стальными рельсами, гулко отдаваясь от мерцающего странным светом купола неба.

Солнце начинало припекать, и Джим заерзал на скамье. Он видел все окружающее в мельчайших деталях: чешуйки ржавчины на рельсах, зубчатые края листьев крапивы на обочине дороги, белую пыль с отпечатавшимися на ней следами протекторов. Джим принимался считать то иссиня-черные щетинки вокруг губ оставшегося скучать с ними в кузове охранника-японца, то капельки мокроты, которые появлялись и исчезали у него в ноздрях при каждом вдохе-выдохе. Он смотрел, как на ягодицах одной из лежащих на полу миссионерок расплывается мокрое пятно, как пляшут язычки пламени под котелком у японцев и отражаются в полированных стволах составленных в козлы винтовок.

Раньше Джиму один-единственный раз доводилось видеть мир настолько отчетливо и ясно. Значит, скоро снова появятся американские самолеты? Пустив в доктора Рэнсома косой взгляд чтобы позлить, он обвел взглядом небо. Он хотел увидеть разом все: каждый булыжник на Чапейских мостовых, запущенные сады Амхерст-авеню, маму с папой, вместе, в серебристых отсветах американских самолетов.

Неожиданно для себя самого Джим встал и закричал. Но солдат-японец тут же грубо толкнул его обратно на скамейку. Связисты сидели на железнодорожной платформе, среди разбросанного там и сям инвентаря, и набивали рты рисом и рыбой. Капрал что-то крикнул в сторону грузовика; охранник встал, перешагнул через миссионерку и спрыгнул на землю через задний борт. Он положил винтовку на рельсы, вынул штык-нож и спустился с насыпи туда, где торчали высохшие стволики дикого сахарного тростника. Набрав достаточное количество топлива, он присоединился к солдатам на платформе.

Примерно час дым столбом поднимался в ясное небо. Джим сидел на скамье и отгонял с лица мух; ему очень хотелось обследовать полустанок и разбитый самолет у канала. Но если кто-то начинал шевелиться, японцы на платформе принимались кричать и предупреждающе тыкали в сторону грузовика дымящимися сигаретами. У заключенных не было с собой ни еды, ни воды, но в кузове грузовика с выдвижной лестницей стояли две большие канистры, и солдаты наливали из них во фляжки.

Когда отец госпожи Хаг уже не мог больше сидеть и ему тоже пришлось лечь на пол, доктор Рэнсом начал громко протестовать, обращаясь к японцам. Нетвердо держась на ногах, он стоял у заднего борта; японцы сердито кричали на него, но он не обращал на их крики внимания и по-прежнему указывал на лежащих у его ног измученных людей. Кровоподтек у него на скуле воспалился от солнца и мушиных укусов, и левого глаза было почти не видно. Его стоическая манера напомнила Джиму о нищих, которые сидели вдоль шанхайских улиц, выставляя напоказ свои увечья. Капрал-японец вроде бы не очень проникся состраданием, но потом, обойдя неспешным шагом вокруг грузовика, все же разрешил заключенным спуститься на землю. Бейси и доктор Рэнсом, при помощи мужей-миссионеров, спустили старух вниз и уложили в тени между задними колесами.

Джим сел на корточки и принялся обводить палочкой в белой пыли узор автомобильных протекторов. Интересно, сколько раз должно повернуться колесо, чтобы резина на нем стерлась до самой основы? Подобного рода проблемы занимали его постоянно, но как раз эту решить было относительно легко. Джим разровнял участок белой пыли и взялся за арифметику. Когда получилось сократить первую дробь, он даже выкрикнул в собственную честь хвалу — и тут заметил, что на солнцепеке между грузовиком и железнодорожной платформой он остался один.

При помощи доктора Рэнсома, который, кстати, сам едва держался на ногах, заключенные сбились в кучку в убогой лужице тени под задним бортом грузовика. Бейси с головой, как моллюск в раковину, ушел в матросскую куртку, и вид у него и у стариков был совершенно безжизненный — ни дать ни взять отслужившие свое манекены, которых Джим часто видел в переулке за универмагом «Синсиер компани».