одновременно подняли в дверцах стекла. Фрэнк свернул с проспекта Кипящего Колодца и углубился в темные китайские кварталы в северной части города.

— Фрэнк, ты не туда едешь… — Джим попытался указать нужное направление. Но Бейси тут же прижал к его губам тыльную сторону густо напудренной руки.

— Тише, Джим. Чем чаще мальчик молчит, тем для него же лучше.

У Джима плыло перед глазами, и он положил голову на плечо Бейси. Они пустились в бесцельное путешествие по узким улочкам, едва протискиваясь между рикшами и телегами с впряженными в них буйволами, и сотни китайских лиц внимательно следили за ними из окон — сквозь стекло. Джиму снова хотелось есть, а от бесконечной тряски — автомобиль шел по заброшенным трамвайным путям — у него кружилась голова. Ему хотелось поскорее вернуться в Наньдао, к железной печке, на которой скворчит кастрюлька с рисом.

Часом позже Джим проснулся и обнаружил, что они наконец добрались до западных пригородов Шанхая. На Коламбиа-роуд, на коньках тамошних крыш, догорали последние лучи солнца. Проезжая мимо припаркованных «опелей» и «бьюиков» в немецком квартале, Бейси указывал пальцем на пустующие дома.

Джим встряхнулся и стал дышать на руки, чтобы хоть немного их согреть. Бессмысленная болтанка по городским улицам осталась позади; теперь Джим понимал, что его болтовня о шикарной жизни заставила двух этих не самых законопослушных мужчин пуститься в весьма рискованное предприятие. И он, как ведущий группу доверчивых туристов гид, принялся описывать дома, в которых успел побывать за последние два месяца.

— Вот здесь джин и виски, Бейси. В том вон — виски, джин и белый рояль; а, нет, только виски.

— Бог с ней, с выпивкой. Мы с Фрэнком не собираемся открывать распивочную. Ты же хорист, а, Джим? Вот мы и поставим тебя на белый рояль, и ты споешь нам «Янки дудл денди».

— А в этом домашний кинотеатр, — не унимался Джим. — А здесь полным-полно зубов.

— Зубов, Джим?

— Тут раньше жил дантист. Может, там и золотые есть, Бейси.

Они свернули на Амхерст-авеню и тихо покатили мимо пустых особняков. Света здесь по-прежнему не было, дома прятались в разросшихся садах, и вид у них в ранних сумерках был еще более угрюмый, чем раньше, — совсем как у затопленных пароходов в речном боне. Впрочем, Бейси взирал на них с неподдельным почтением, так, словно долгие годы, проведенные им в качестве стюарда на «Катай- Америкен» приучили его отдавать должное истинной ценности этих громоздких, вымытых на берег посудин. Знакомство с Джимом явно льстило ему.

— Правильный это был выбор с твоей стороны, Джим, — родиться именно здесь. Мальчик, который умеет ценить хороший дом, вызывает уважение. Родителей каждый может выбрать, но вот ума на то, чтоб заглянуть чуть дальше…

— Бейси… — прервал его мечтательные излияния Фрэнк Они остановились под деревьями, ярдах в двухстах от подъездной дорожки к дому Джима.

— Да, Фрэнк, ты прав.

Бейси открыл дверцу и спустился на дорогу. Японских патрулей видно не было, охранники-китайцы по случаю наступления темного времени суток также покинули свои посты у ворот. Бейси указал на узенький тупичок, который вел к одному из домов между двумя рядами нестриженой живой изгороди из бирючины.

— Джим, самое время размять ноги. Давай-ка, прогуляйся и посмотри, не играет ли там кто на белом рояле.

Джим прислушался к тихому, но четкому ритму мотора. Фрэнк, развалившись, сидел за рулем, но нога его в тяжелом башмаке, лежала на педали газа. Бледное лицо Бейси китайским фонариком покачивалось в тени деревьев. Джим знал, что здесь они его и оставят. Продать его китайцам у них не вышло, и вот теперь они бросят его умирать на темных шанхайских улицах.

— Бейси, я… — Фрэнк опустил ему на плечо тяжелую лапу, готовясь силой вышвырнуть его на дорогу. — Может, лучше к моему дому, а? Он более изысканный, даже лучше, чем этот.

— Изысканный? — Бейси покатал новое слово в тусклом сумеречном воздухе. Он оглядел близлежащие дома, тюдоровские щипцы крыш и белые фасады в стиле модерн, стилизованные швейцарские шато и асиенды с зелеными черепичными крышами. Затем забрался обратно в кабину и осторожно прикрыл дверцу, не защелкнув замка. — Ладно, Фрэнк. Давай-ка взглянем на дом Джима.

Они проехали под деревьями и свернули на подъездную аллею. Часового на посту не было. Увидев дом, Бейси был явно разочарован, чего и следовало ожидать. Он снова открыл дверцу, изготовившись схватить Джима за шкирку и вышвырнуть его из кабины вон, к порогу собственного дома.

Джим вцепился в приборную панель, и в это время на крыльце показались две одетые в белое фигуры, с плывущими позади, как крылья, широкими рукавами. Джим почти воочию увидел маму: она вернулась домой и теперь провожает какую-то засидевшуюся у нее дотемна гостью.

— Бейси! Япошки!…

Джим услышал, как кричит Фрэнк, и понял, что те двое на крыльце были сменившиеся с поста японские солдаты в обычных выходных кимоно. Солдаты тоже их заметили и стали что-то кричать внутрь дома, сквозь открытую дверь. В коридоре, в тусклом облаке света от керосиновой лампы, появился сержант, в полной форме. Он вышел и остановился на самой верхней ступеньке, придерживая на крепком коротком бедре кобуру «маузера». Фрэнк стал с бешеной скоростью выкручивать руль, пытаясь развернуть машину, но тут оба солдата в кимоно вспрыгнули с двух сторон на подножки и ударили кулаками в стекла. С крыльца скатились еще два солдата, с бамбуковыми палками в руках.

Двигатель заглох, и Джим почувствовал, как его выдернули из кабины и бросили наземь. Из дома, похожие на стайку посходивших с ума и выскочивших прямиком из ванной женщин, бежали японцы в белых кимоно. Джим сидел на колючем гравии, между начищенными до блеска башмаками японского сержанта, о напрягшееся бедро которого сердито постукивала кобура. Солдаты поймали Фрэнка прямо в кабине. Они молотили его бамбуковыми палками, прямо по разбитым в кровь лицу и груди, а он только дергал ногами. Еще два солдата наблюдали за этой сценой с крыльца, по очереди отвлекаясь, чтобы ударить кулаком скорчившегося у них под ногами на подъездной дорожке Бейси.

Японцам Джим был рад. Через открытую дверь, сквозь звуки ударов и вопли Фрэнка, он вслушивался в хриплые аккорды японского танцевального оркестра: пластинку они принесли с собой, но граммофон был мамин, портативный, специально чтобы возить с собой на пикники.

Раскинув руки, Джим лениво грелся на ласковом весеннем солнышке, сидя в переднем ряду летнего кинотеатра под открытым небом. Улыбаясь сам себе, он глядел на близкий, не далее чем в двадцати футах, пустой экран. Вот уже целый час как по белому полотну, не спеша, передвигалась размытая тень «Парк-отеля». Проделав долгий путь по забегаловкам и многоквартирным доходным домам Чапея, до экрана добралась наконец и тень от неоновой вывески на крыше гостиницы. Огромные буквы, каждая из которых была в два раза выше вышагивающего по сцене японского часового, довольно быстро прошли по экрану слева направо, то и дело поглощая тень и от самого солдатика, и от его винтовки, — в этаком изысканном немом кино, где роль проектора сыграло солнце.

Радуясь редкому зрелищу, Джим рассмеялся; он сидел, подобрав к подбородку грязные коленки и поставив ноги на скамью, набранную из тонких тиковых планок. Эта послеполуденная диорама, совместное производство солнца и «Парк-отеля», была его главным развлечением на протяжении трех недель, которые он уже успел провести в этом летнем кинотеатре. До войны сюда ходили в основном работницы с хлопкоочистительных фабрик и рабочие с судоремонтного, сплошь китайцы, смотреть отснятые на шанхайских киностудиях мультфильмы и приключенческие сериалы. Джиму часто приходило в голову, что и Янг, их бывший шофер, тоже наверняка появлялся на этом экране. Он успел обследовать этот фильтрационный лагерь до последнего закоулка и в заброшенной конторе над киноаппаратной нашел катушки с кинопленкой. Может быть, японский сержант-связист, который как раз взялся разбирать кинопроектор, покажет им один из фильмов с участием Янга?

Его хихиканье явно не понравилось часовому на сцене, и тот кинул в его сторону недовольный взгляд. К