— А мы остановились в Громовке.

— В какой еще Громовке? — удивился Кольцов. — Вы же в штаб фронта сообщили, что стоите во Владимировке.

— То батькови хитрости. Он завсегда ночует не там, где все думают, — пояснил Колодуб. — Если говорит, шо будет в Гуляйполе, сам ночует в плавнях, на Вовчей речке. Ты бы знал, як на батька охотятся! И белые, и красные, и всякие разные. И, заметь, уже не первый год. А ему хоть бы шо — ни разу неожиданно не застукалы.

— Ну и как бы я вас нашел? — слегка возмутился Кольцов. — Прямо, игры в прятки.

— Ты нас не найшов бы — мы б найшлы, — спокойно сказал Колодуб. — Мы во Владимировке втори сутки связника держим. А тут, в аккурат, ваш товаришок на Владимировку выйшов. Сообщив, шо вы выехалы. Каретников и послав, шоб я встренув. Шоб не блукалы по степам. И так, на всякий случай. Знав, шо где-то тут Савка Яценко села потрошит.

— Но я-то ему зачем? — спросил Кольцов. — Какая с меня бандиту пожива?

— Вопрос в точку. Я и сам сегодня об этом подумал, — сказал Колодуб. — Савелий — мужик хозяйственный, не стал бы без выгоды за вами гоняться. Может, откуда-то узнав, шо вы персона важна? Может, хто попросыв об одолжении, у кого до вас интерес есть?

Солнце стало быстро клониться к горизонту. Где-то совсем недалеко тяжело плескался соленый Сиваш, и от него потянуло колючим ветерком. Под копытами стал слегка похрустывать молодой ледок.

Колодуб долго молчал, задумчиво глядя на дорогу, а потом снова обернулся к Кольцову:

— Я Каретникову подскажу. Интересный вопрос. Нехай он у Савки все повыспросит. Каретников умеет так выспрашивать, шо ему, як попу на исповеди — все открывают.

Громовка в одночасье ожила. Со времени основания это унылое волостное татарское село не видело столько людей.

Ещё дня два назад на взмыленных конях сюда влетели несколько всадников-квартирьеров и стали торопливо прочесывать улицы, выбирая дома для размещения штаба махновской Повстанческой армии, госпиталя и других армейских служб.

К вечеру с мелитопольского тракта сюда, в Громовку, завернула почти вся махновская армия. Осторожный и недоверчивый Нестор Махно больше тысячи бойцов оставил при себе, в Гуляйполе. На всякий случай. Около четырех тысяч во главе с Семеном Каретниковым запрудили громовские улицы. И почти до самого утра махновцы, тесня хозяев, размещались в домах и других строениях. Жилья на всех не хватало, и устраивались в клунях[22], сараях, хлевах и конюшнях.

Скрипели тачанки, ржали лошади. Горластые махновцы ссорились и едва ли не дрались друг с другом из-за какого-нибудь курятника или бани. Лишь к утру на какой-то час-полтора все в изнеможении затихли.

Начальник связи Михаил Дерменжи поднял на крыше хаты, занятой под штаб, высокую деревянную мачту. И еле-еле стоявший на ногах от недосыпания исполнявший обязанности командира Повстанческой армией Семен Каретников, прежде всего, связался с Гуляйполем и доложил Махно о том, что, захватив Мелитополь и Акимовку, армия разместилась возле самого Сиваша, и до Крыма отсюда рукой подать.

— Постарайся, Сёмочка! Крым нам як воздух нужен, — ответил Каретникову Махно.

Второе сообщение Каретников отправил в штаб Южного фронта. Придерживаясь извечной тактики Нестора Махно «не класть все яйца в одну корзину» и не быть ни с кем откровенным до конца, он сообщил Фрунзе, что Повстанческая армия разместилась во Владимировке. На самом же деле, туда он отправил всего лишь один полк и держал там несколько связников. Каретников тоже, как и Нестор Махно, не слишком доверял большевикам.

В Старобельске, во время переговоров с делегацией Красной армии о перемирии и совместных действиях, Махно был, но на совещании не присутствовал. Недели за две до совещания во время боя пуля раздробила ему ступню. Тяжелейшее ранение. Встал вопрос об ампутации ноги. Нестор обратился за помощью в Москву. Нарком здравоохранения Семашко прислал к нему лучших хирургов, они сделали почти невозможное: спасли ногу.

Но даже на койке, претерпевая мучительные боли, Нестор внимательно следил за ходом переговоров: ему ежедневно сразу же обо всем подробно докладывали. Он сам редактировал некоторые пункты соглашения и отстаивал каждую свою строку.

Когда закончились переговоры, Нестор пригласил к себе самых доверенных своих командиров и, подводя итоги совещания, сказал:

— Не очень хороший договор. Где-то в нем заложена брехня, но где, я пока не поняв. Но она тут есть, слишком легко большевики сдавали свои позиции. Так шо смотрите, хлопцы, в оба. Не на все пуговки расстегивайтесь.

Размещая основные силы армии в Громовке, Каретников осторожничал: в случае какой-либо каверзы со стороны большевиков, даже небольшая фора во времени имела значение.

Колодуб привёз своих пассажиров в Громовку уже затемно. Их разместили в чистенькой горнице с бумажными цветами, украшающими портреты юных хозяина и хозяйку, с вышитыми рушниками, развешанными над божницей и по стенам.

Уже немолодая хозяйка, в которой с трудом можно было узнать ту юную красавицу с портрета, предварительно постучав, встала в проёме двери. Смущённо поздоровалась, спросила:

— Не желаете умыться с дороги? Я согрела воды, — и затем добавила: — Могу подать чай. Только он у нас свой, громовский, заваренный смородиновым листом.

Едва они умылись, вернулся отлучавшийся куда-то Колодуб. Положил на стол завёрнутый в холстину свёрток.

— Это — на вечерю. Каретникову о вашем прибытии доложил. Просил с дороги отдохнуть, а с утра уже встренетесь.

Ночью Кольцову не спалось. Он ещё и ещё раз пересматривал события прошедшего дня. Но больше всего размышлял о последнем приключении. Эта встреча с «колдуном» Яценко, как постепенно начинал понимать он, была вовсе не случайной, и его легкомыслие едва не стоило им с Бушкиным жизни.

Похоже, «колдуна» интересовал именно он. Яценко следил за его поездкой едва ли не с самой Каховки. Но вот загадка, зачем он Кольцову открылся? Мог бы спокойно наблюдать за ним со стороны и, если это входило в его намерения, в подходящий момент пленил бы его или убил. А он едва ли не от самой Каховки мелькал у него перед глазами. Что это, бравада? Эдакая игра в кошки-мышки, где ему отводилась роль мышки? Или здесь что-то совсем другое? Допустим, где-то в Особом отделе или в Штабе фронта сидит хорошо законспирированный враг. Но почему он обратил свой взор именно на него? Кому он нужен? И зачем?

Придремал Кольцов уже под утро.

Разбудил его и Бушкина заполошный петух, такой же голосистый, как и его французский собрат из Флёри-ан-Бьер. Опасаясь, что и этого красавца украдут, как до этого украли всех её кур, хозяйка держала его возле себя, поселив в своей спаленке.

Наскоро одевшись, они решили прогуляться, познакомиться с бивуачной жизнью повстанцев. Старый рыжий пес, страж дома, завидев их, не выбрался из своей конуры, лишь выполняя возложенную на него должность, пару раз брехнул в их сторону.

Громовка тоже уже не спала. Дворы, огороды и улицы были заставлены пулеметными тачанками, возами, арбами и крытыми брезентом санитарными телегами. Перекрикивались через улицу ездовые. Фуражиры развозили невесть где раздобытое сено, и кое-где из-за него возникали ссоры. Подвоза сена не было уже третьи сутки и оголодавшие кони вставали на дыбы, грызли дерево тачанок и возов и сердито ржали. Торопливо проносились по своим спешным делам всадники. Стояли шум, ругань…

Всё это было похоже на цыганский табор, такой же суматошный и крикливый.