О чудовищных расправах в Крыму заслуживают доверия свидетельства хозяйки «конспиративной» квартиры, в которой доводилось скрываться Ленину, М.В. Фофановой.

После оставления Крыма Врангелем Фофанова была введена в состав «тройки» ВЦИК для изучения положения дел на полуострове. Ею было установлено, что массовые убийства солдат и офицеров белой армии и гражданского населения начались незамедлительно после захвата войсками Южного фронта Крыма. По глубокому убеждению Маргариты Васильевны, массовые расстрелы и казни были организованы председателем Реввоенсовета республики Л. Троцким, членом Реввоенсовета Южного фронта, а затем Крыма — Белой Куном, а также большевистскими комиссарами Р. Землячкой, Г. Фельдманом и другими палачами. Особенно свирепствовали они в Севастополе, Симферополе, Евпатории, Керчи, Карасу-Базаре, Феодосии, Гурзуфе, Судаке, Алупке.

Как свидетельствовала Фофанова, расстреливали не только солдат и офицеров белой армии, но и больных и раненых прямо в госпиталях, лазаретах и санаториях. За «содействие контрреволюционерам» расстреливали врачей, медсестер и санитаров, а также мирное население: стариков, женщин и даже грудных детей. Тюрьмы городов были забиты заложниками. На улицах валялись трупы расстрелянных, среди которых были и дети. Как ни странно, об этих злодеяниях широко извещали местные издания, такие, к примеру, как «Известия» временного Севастопольского Ревкома, Керченские «Известия» и некоторые другие газеты.

В Севастополе казнями руководила «худенькая и стриженая дамочка» Надежда Островская. «Эта сухонькая учительница с ничтожным лицом, писавшая о себе, что у нее душа сжимается как мимоза от всякого резкого прикосновения», была главным персонажем ЧК в Севастополе, когда расстреливали и привязывали к ногам грузы. Долго еще потом через чистую морскую воду были видны рядами вертикально стоящие мертвецы. «Опустившемуся на дно водолазу показалось, что он на 'митинге мертвецов'», — писал в монографии «Неизвестный Дзержинский» А. Иванов.

Фофанова также свидетельствовала, что в Керчи пленным солдатам и офицерам устраивали «десант на Кубань»: вывозили на баржах в открытое море и там топили. Землячка вошла в историю как автор фразы: «Жалко тратить на них патроны, топить их в море».

Очевидец казней в Феодосии Анастасия Павловна Майкова рассказывала, что старые генуэзские колодцы уже в первые дни освобождения Крыма от белых войск были заполнены расстрелянными солдатами и офицерами. Жертвами красного террора стали также многие рабочие.

Исследователь кровавых событий тех дней историк С.П. Мельгунов в своей книге «Красный террор в России», которая недавно издана и у нас, тоже немало страниц уделяет красному террору в Крыму. Он упоминает о десятках тысяч врангелевских офицеров и солдат, поверивших Фрунзе и ликвидированных по приказу Белы Куна и Розалии Землячки.

Но это не основная часть казненных. Осталось немало людей мобилизованных или добровольно служивших в тыловых учреждениях и по гражданскому ведомству. Все эти лица не имели никакого отношения к Белому движению, иногда даже относились к нему враждебно. Они-то, вместе с гражданским населением, и стали равными жертвами большевистского террора. Больше всего расстреливали в Севастополе не только солдат и офицеров, но и врачей, медсестер, инженеров, учителей, профессоров, крестьян, священников, женщин, стариков и детей. Расстреляли даже около шестисот своих же пролетариев — портовых рабочих за участие в погрузке судов врангелевской армии при эвакуации.

Иностранцы, вырвавшиеся из Крыма, описывали потрясающие картины красного террора. Исторический бульвар, Нахимовский проспект, Приморский бульвар, Большая Морская и Екатерининская улицы были буквально завешаны качающимися трупами. Вешали везде: на фонарях, столбах, на деревьях и даже на памятниках. Если жертвой оказывался офицер, то его обязательно вешали в форме и при погонах. Гражданских вешали полураздетыми.

В Симферополе в течение первых нескольких ночей расстреляли около 6 тысяч человек. За Еврейским кладбищем можно было увидеть убитых женщин с грудными младенцами. Во время облавы было схвачено 12 тысяч человек. Мало кто из них был отпущен на свободу.

В Алупке расстреляли 275 медсестер, докторов, служащих Красного Креста, журналистов, земских деятелей. Не пощадили и своих бывших приятелей: секретаря Плеханова социал-демократа Любимова и социалиста Лурье.

В Керчи обезумевших от горя матерей гнали по улицам нагайками и в пути некоторых расстреливали. Керчь была окружена заградительными отрядами. Буквально всех жителей заставили регистрироваться.

В Феодосии население оставляло свои дома, близкие к местам расстрелов, не будучи в состоянии вынести ужаса убийств. Кроме того, нередко недобитые, под покровом ночи, подползали к домам и стонали о помощи. За оказанную помощь сердобольные жители платили своей головой.

Во многих местах казни приняли извращенные формы. Людей разрывали лебедками, сдирали кожу, обматывали свои жертвы колючей проволокой и скидывали в пропасть.

В Представлении к награждению сотрудника Особого отдела Южного фронта Е.Г. Евдокимова за расстрел 12 тысяч человек «белого элемента» говорится:

Когда покончили с городами, принялись за казни в селах.

Тех, кому жизнь была случайно сохранена, отправляли в концлагеря на Север. Оттуда, как известно, мало кто вернулся.

В своей книге «Солнце мертвых» И. Шмелев рассказывает о начинавшемся в Крыму голоде. Вспоминает обезумевшего от голода маститого доктора-химика. Он создал свою собственную систему подсчета количества жертв в тоннах человеческого мяса. «Я высчитал: только в одном Крыму, — пишет Шмелеву безумец-учёный, — за первые три месяца — десять тысяч тонн свежего человеческого мяса, молодого мяса. Сто двадцать тысяч голов! Человеческих!».

Завершив ревизию, Маргарита Васильевна Фофанова написала письмо Ленину. Она обстоятельно проинформировала главу партии и государства о терроре, злоупотреблениях и массовых насилиях местных властей против населения, солдат и офицеров армии Врангеля, оставшихся в Крыму.

Судя по тому, что по поводу письма Фофановой Ленин никому не писал, не телеграфировал, ни с кем по телефону не разговаривал и никому взбучку не давал, это письмо его ничуть не взволновало и не обеспокоило.

Фофанова была отозвана из Крыма и переведена на другую работу. Как агронома ее направили инспектором в сельское хозяйство.

А чуть позже население Крыма стали вымаривать голодом. Это был самый большой по количеству жертв голод в Крыму. Он поразил 500 тысяч человек, около 70% населения, и даже вошел в официальное издание «Книги рекордов Крыма». От голода погибло за два года ещё до 150 тысяч человек. Покинуть Крым никто не мог. Все без исключения пропуска на выезд подписывались в самых высоких крымских инстанциях.

Не зря даже спустя долгие годы, пока все эти события не ушли в давность, Крым называли «кладбищем России».

Хочу привести строки еще одного человека, пережившего в Крыму время «красного террора». Это — Максимилиан Волошин, поэт, писатель, художник. Одно из его стихотворений так и называется — «Террор»: