коробках лежали хозяйственные мелочи для кухни и ванной.

– Я рассчитываю сотен на пять, но буду рада и половине.

Рэнди такие суммы носил в кармане на мелкие расходы. Одна рубашка Фрэнка и то стоила дороже. А Белинда...

– Для меня это месячная плата за стол и жилье, – сказал он.

– Только не за этот месяц. То, что ты сделал сегодня, стоит не меньше недели проживания.

Коул быстро провел в уме необходимые расчеты. Они выехали из Мэривилла в пять утра. Он взглянул на часы. Почти девять. Если повезет, доберутся до дома к полуночи. Еще час на разгрузку, получается двадцать часов. Если считать по пять долларов в час, получается больше недельной платы. Если бы он мог указать на ошибку в расчетах, не боясь показаться скрягой, он бы обязательно поддразнил ее.

И тут Холли, словно прочитав его мысли, сказала:

– Наверное, даже две недели.

– Как скажешь.

– Я это не из великодушия, – сказала она таким тоном, которым обычно делают важные сообщения. – Мне просто нравится, что ты рядом. Пожалуй, даже слишком нравится.

Он улыбнулся, легко и весело.

– И ты думаешь, что, пока стол и кров оплачены вперед, я не уеду?

– Приблизительно так.

Он наклонился к ней и пожал ее ладошку.

– Ты мне тоже очень нравишься.

Она некоторое время молчала, а потом сказала серьезно:

– Наверное, мне был нужен друг. Я не понимала этого, пока ты не появился.

Как же ему хотелось попросить Рэнди перевести ему деньги, которые так нужны Холли. Она могла бы перестать работать, перестать волноваться о том, сумеет ли оплатить счета, купила бы все, что нужно ей и ребенку, и провела бы оставшуюся часть беременности спокойно. Это было бы прекрасно.

Но он знал наверняка, что шансов всучить Холли не заработанные ею деньги у него нет. Точно так же он никогда не смог бы уговорить ее отдать ребенка на усыновление, чтобы жизнь его сложилась удачно. Скажи он об этом, и их дружба распалась бы немедленно.

Когда-нибудь – он очень боялся, что это случится раньше, чем их дружба окрепнет, – ему придется рассказать ей, кто он такой. Фрэнк и Джэнет не могут бесконечно сдерживать репортеров. Когда весть о его исчезновении дойдет до их ушей, ему придется либо мчаться назад и исправлять положение, либо навсегда забыть о своей карьере.

На следующем повороте Коул притормозил и съехал с шоссе.

– Ты когда-нибудь видела такую красоту? – спросил он Холли.

В проеме между деревьями сияло садившееся за горизонт огненно-красное солнце. Туман, лежавший на склонах гор, походил на пепел в остывшем камине. Ближайший холм светился ярко-оранжевым, соседний отливал медью, следующий – золотом. Леса на дальних склонах были изумрудно-зелеными, и воздух звенел от пения птиц.

– Я так давно не смотрела на закат, – призналась Холли.

– Почему? – Он спросил не просто так, ему действительно хотелось знать.

– Я была так занята...

– Не может быть, что дело только в этом, – настаивал он. – Много ли времени нужно, чтобы полюбоваться на закат?

Она сосредоточенно нахмурилась:

– Не знаю. Может быть, и не хотела смотреть.

– Почему?

– Есть вещи, на которые хорошо смотреть вдвоем.

Коул, ни слова больше не говоря, вылез и достал одеяло, которым был накрыт журнальный столик.

Холли высунулась в окошко, чтобы получше рассмотреть, что это он там делает.

– Пора тебе снова посмотреть на закат, – сказал он, распахивая дверцу с ее стороны. – Твоему будущему ребенку будет только лучше, если мама станет обращать побольше внимания на такие вещи. – Сунув одеяло под мышку, он протянул ей руку. Они сошли с шоссе и вышли на лужайку.

– Ты вроде говорил, что у тебя нет детей. Он расстелил одеяло.

– Когда мама умерла, ответственность за брата легла на мои плечи.

– А где был твой отец?

– Душой или телом? – Повисла пауза, и Коул поспешил добавить: – На самом деле он всегда был с нами. Этого у него не отнять.

– Некоторые мужчины даже не понимают, что это такое – быть отцом. – Она села и жестом показала ему на место рядом с собой.

Коул присел на корточки и посмотрел на садящееся солнце.